Моя любовь к Богу осталась всё-таки безграничной и глубокой, такой же, как и в детстве, просто со временем чувства оседают глубоко. А потом, когда настают такие плачевные моменты, эта любовь просыпается и всё вспоминается.
Я услышала шуршание, но подумала почему-то о крысах. Я была рада, что ошиблась, потому что это был лекарь. Он вбежал в комнату, надеясь увидеть меня в постели, но обернувшись, нашёл около двери.
– Госпожа, вам плохо?
У меня не было уже сил разговаривать, я просто кричала и ревела, как израненная кошка в бою.
– Вы что, издеваетесь надо мной?! Посмотрите, я вся в крови. Что за чудовище здесь было?
Я закрыла глаза, зажмуривая их, так как картинка была неясной. Открыв, увидела пустоту.
– Лекарь, вы здесь?
Неужели он ушёл? Или мне это почудилось? Я так переволновалась, что сознание уже показывает то, что хочу. А может, уже сошла с ума? Я стала смеяться, наверно это был нервозный смех, потому что это было нелепо. Стало дурно, я подошла к кровати и просто упала на постель. Словно была под лучами ядовитого солнца, которое так и топило, тело дрожало, я была подавлена. И сама не поняла, то ли упала в обморок, то ли так быстро заснула от слабости или потери крови.
6. Попытка
Прошло несколько дней, а мне казалось, что проходит вечность. Тишина тревожит мою душу, сердце мучается, считая каждый свой стук, а уши умоляют этого не слышать. Всё зыбко, и я себя не могу простить, словно вина затаилась в душе.
Гибель, снова чувства гнева, смятения и страха. Вера… Я перестаю в себя верить и в то, что когда-то смогу выбраться из этого ада.
А что такое вера?
Я одна… Горечь упивается моим слабым состоянием. Все дни, вероятно, будут тянуться, как масляные, а я буду просить, чтобы мой грядущий сон больше длился. Все дни одинаковые, будто пористые болотные облака, в которых тону, хоть таких и не существует. И буду стараться искать хоть какое-то несовпадение действий.
Это смешно… В детстве мама говорила, чтобы я свою гордыню усмиряла, чтобы не зарекалась о вещах, которые могут произойти с каждым человеком. И я помню, что смеялась над её словами и говорила, что у неё просто слишком большое воображение. Это же не театр, это ведь жизнь. Как я жалею об этих словах, надо же, вещи, о которых говорила матушка, произошли теперь со мной.
Хочется кричать, просто сил нет, хочется реветь, да слёз не осталось, хочется убежать, только некуда. Как во мне остались ещё силы, чтобы вставать по утрам и ощущать голод, этот мерзкий голод в животе.
На комоде стояли чашки и суп. Неужели так долго спала? Проголодалась. Удивилась, что постель чистая и одежда тоже целая. Наверно действительно так долго спала, что не услышала слуг.
Принялась за трапезу. Съела бульон. Выпила настойку из целебных трав. Вспомнила про вчерашний день, и аккуратно дотронулась до шеи, шрамы, нанесённые чудовищем, ещё болели. Я понимала, что надо выбираться отсюда. Больше есть, чтобы окрепнуть.
Побыстрее увидеть бы Франческо и рассказать о том, что здесь происходит. Так по нему соскучилась! Что за зверь был вчера? Может, это дикари захватили город, а я здесь сижу в укрытии и ничего просто не знаю об этом? Они захватили наше поместье и теперь мучают меня. А вдруг я осталась одна в живых? Совсем одна с этими дикарями. Мне нужно оружие, нужно чем-то себя защитить. А чем? Принялась осматриваться и вспомнила про картины, пожалев о том, что их отдала. Вспомнила про заколку в комоде и стала искать её, открывая полки.
– Ура! – восторженно воскликнула: моя единственная радость после завтрака сегодня! Надела заколку, она была в виде ленты с острыми гребешками. Потом легла в постель и укрылась одеялом, почувствовав озноб.
«Когда же я выздоровею?» – спрашивала у себя.
Взяла дневник, перо с чернилами в постель и начала писать.
«Мой дорогой дневник! Я так соскучилась по тебе и по Франческо. Мне столько нужно рассказать…»
Писала, так долго писала, будто ребёнок, делясь своими секретами. Сегодня думала о море, хотелось услышать шум волн, морской бриз, прикоснуться рукой к морю и загадать желание. Быть с Франческо, бежать по берегу, по чистому белому песку, который жёг бы ступни, но смачивая морем эту боль, я бы её терпела и бежала бы дальше, к Франческо. Весёлая, с улыбкой, в промокшем платье, и это были бы самые счастливые моменты моей жизни.
Я ревела, но ревела от счастья, надеясь, что всё сбудется или этого не будет никогда. К чёрту… Трепет любви, шорох надежды в сердце, и представляла себя в объятьях Франческо. Хочется прижаться щекой к его губам, обнять, почувствовать его ладонь на волосах, почувствовать прикосновение к своему носу кончиком пальца, увидеть его улыбку и повторить всё сначала.
«Надеюсь, что он не имеет никакого отношения к этому чудовищу. Конечно, не имеет. Это просто невозможно», – думала про себя.
Снова потянуло в сон. Но как только собралась уснуть, послышался скрип. Открыла глаза, не шевелясь от испуга. Вспомнила про свою расчёску и приготовилась защищаться. Но тут услышала скрип уже не в дверях, а сзади, кто-то приближался. Резко обернулась и закричала.
Сегодня ясно увидела лицо чудовища, его белое уродливое лицо, большие чёрные глаза, чёрные волосы свисали до плеч, и он был в длинном чёрном плаще.
Как же я его не заметила? Замечталась?
Не успела опомниться от страха, как он схватил руки, подняв их, положил на кровать, а сам прыгнул сверху. Я вырывалась изо всех сил. Но не смогла… Я кричала, я ревела.
Он, касаясь шеи, приподнялся к уху, и услышала его хриплый бас.
– Замолчи, а то сделаю больно, – сказал угрожающе. Я закрыла рот и только скулила, когда он пил кровь из шеи.
Выпив свою порцию, он просто ушёл. Я встала с постели и со всех ног побежала за ним, вырывая из своих волос ленту с острыми гребешками, хотела нанести ему удар, замахиваясь. Но он услышал, как бегу вслед, повернулся и первым ударил по лицу. Так больно и сильно, что я упала на пол и потеряла сознание.
7. Кукла
Мама, мама, мамочка! – всхлипывая и глотая слёзы, произнесла вслух.
Я пришла в сознание, не знаю, сколько пролежала на холодном полу. Но вся промёрзла, руки и ноги были холодны, тело побледнело.
– Мамочка, помоги мне! – повторяла.
Может, я уже брежу. Пусть и так, но очень хотела увидеть свою мамочку. Сердце сжималось от невыносимых чувств одиночества, несправедливости заточения. Я пала духом, становилось легче, когда выплескивала взрыв слёз. Руки дрожали уже не просто от холода, а нервно.
Состояние не улучшилось, но я могла ходить. Сегодня целый день сидела в углу комнаты и отросшими ногтями пыталась начертить на деревянном полу треугольник. Даже не знаю, зачем я это хотела сделать, просто от нечего делать. Я не знала счёт времени, но могла определить по свечам, которые днями сгорали в комнате.
