– Франческо! – кричал кардинал. Увидев, что он ушёл, ринулась из комнаты, спустившись вниз, и побежала к выходу. Не добегая до двери, увидела кардинала с другой стороны коридора. Он тоже меня увидел и принялся догонять.
– Эмма, стой! – кричал вслед, но я, оборачиваясь, испуганная, бежала что есть мочи. Я боялась его и не могла ему доверять. Мне казалось, что он обратно закроет меня в той комнате. Обернувшись, поскользнулась перед дверью, он схватил меня за ногу, я попыталась вырваться, но он был сильнее.
– Оставьте меня, не трогайте меня! – кричала я, поворачиваясь к нему отчаянно отбиваясь руками.
Испуганная, ревущая, закричала:
– Лео-о! – и внезапно почувствовала что-то холодное в себе.
Холод, так холодно и больно. Боль… Такая резкая боль в теле, будто время вокруг остановилось и всё замерло. Я прикоснулась к своему животу, и всё, что я увидела, это красное пятно на моей пижаме. Я подставила руки к своему животу, и в ладони полилась кровь, как в кувшин. Кинжал, что вонзил кардинал, торчал из живота.
– Зачем? – спросила дрожащим голосом.
Издалека увидела бегущего разъярённого Лео, видела убегающего кардинала. Я смотрела в потолок, слышала стоны, громкие стоны Лео, как он держал меня и просил своим хриплым голосом не умирать. То была последняя слеза в моей жизни, что я проронила на щёку. Его голова была на моей груди, а рёв был таким громким, что стало жаль Лео. Я его раньше никогда таким не видела. Он посмотрел в мои глаза, и я улыбнулась напоследок.
Первый раз я видела, как Лео плачет. Он последний, кто со мной в эти дни и в эту минуту моей жизни. Лео взял руку в свою ладонь. Я лежала на полу, кровь растекалась в лужу, чувствовала тепло, исходящее от Лео, пульс замедлялся, я уже не могла ничего говорить. Неподвижная, но попыталась сжать руку Лео, потом закрыла глаза и видела сон, а может, это были воспоминания…
Я совсем маленькая, ещё ребёнок, веселая и озорная. Бегу… Радуюсь маленькому солнечному лучику на лице, радуюсь любимым нянечкам, которые кричат мне вслед. Что изменилось? Я была такой игривой и милой, светлой и счастливой. До сих пор вижу, как бегу в мамином саду по зелёной траве навстречу ей, а она протягивает руки, но я так и не добегаю до неё, пытаюсь… как в детстве, бегу, но не могу до неё дотянуться. Туман… Я кричу изо всех сил:
– Мама! – но в ответ тишина, гиблая пустая тишина, и ничего не видно, туман обволок всё вокруг.
Я одна…
Внезапно увидела, как из тумана кто-то протягивает руку, хватаюсь за неё, туман стал исчезать. Это была мама. Со всей любовью, нежностью, беспечностью я крепко обняла её и сказала, что больше никогда не отпущу.
Моя душа успокоилась навеки.
* * *
Эмма умерла. Её несуществующий друг Лео был с ней до конца. Она пыталась отчаянно удержать его в своём разуме. Предрасположенность к шизофрении у Эммы передалась от матери, а обстановка, замкнутое пространство, одиночество и воспоминания об одиноком детстве усилили развитие этой болезни.
Всё зыбкое становится явью, а тишина превращается ненароком в шум. У каждого опавшего листка есть своё место. Цена души Франческо равнялась жизни Эммы. У любви всегда есть жертва.
Сохранившиеся записи в дневнике Эммы меня растрогали. Поделившись этой историей, я сама, читая каждую страницу её дневника, словно была Эммой из Прованса, представляя реалистичные картинки её влюблённой, драматичной и трагической жизни.
