Эврика!
А как же гении? Разве можно с помощью естественного отбора объяснить появление Шекспира, Моцарта, Эйнштейна, Абдул-Джаббара? Как бы Джейн Остин, Винсент ван Гог или Телониус Монк добывали себе пропитание на просторах саванны эпохи плейстоцена?
Мы все не лишены творческих способностей. Каждый раз, когда мы подсовываем попавший под руку предмет под ножку качающегося стола или придумываем новую хитрость, чтобы заставить ребенка переодеться в пижаму, мы применяем эти способности, чтобы достичь невиданного ранее результата. Однако обладателей творческого дара отличают не только их неповторимые творения, но и уникальный подход к работе; предполагается, что они мыслят не совсем так, как мы с вами. Такой человек ураганом врывается в привычную жизнь и становится известен как вундеркинд, «анфан террибль» или радикал-реформатор. Он слушает только свою музу и отвергает традиционные стереотипы. Он работает тогда, когда приходит вдохновение, и совершает скачки внезапного озарения, в то время как все мы, остальные, бредем по своим проторенным тропам микроскопическими шажками. Он откладывает проблему в сторону и дает ей вызреть в подсознании; а потом без всякого предупреждения у него в голове вдруг включается лампочка и появляется готовое, полностью сформированное решение. А нам гений оставляет лишь осмысливать его шедевры – наследие несдерживаемой творческой энергии подсознания. Этот образ отражен Вуди Алленом в вымышленных письмах Винсента Ван Гога в рассказе «Если бы импрессионисты были дантистами». Винсент с обидой и тоской пишет своему брату: «Мадам Сол Швиммер возбуждает против меня судебный иск за то, что я сделал ей зубной протез так, как чувствовал, а не так, чтобы он подходил к ее ротовой полости. Да, это верно! Не могу же я работать как заурядный ремесленник. Я вижу так: ее мост должен быть неровным, со своевольно вставленными зубами, напоминающими языки пламени! Она огорчается, что сделанная мною челюсть не помещается у нее во рту!… Я пытался поставить удерживающую пластину, но она выпирает, как звезда из люстры. И все-таки я считаю свою работу прекрасной».
[401]
[402]
Этот образ возник из романтизма еще двести лет назад и к нашему времени плотно укоренился. Консультанты по креативности берут миллионы долларов с корпораций за проведение мастер-классов в духе комикса «Дилберт», посвященных мозговому штурму, нестандартному мышлению, использованию нужного полушария мозга; предполагается, что в результате таких мероприятий каждый менеджер должен превратиться в Эдисона. Разработаны замысловатые теории, объясняющие загадочную способность туманного подсознания решать любую задачу. Некоторые, как Альфред Рассел Уоллес, пришли к выводу, что естественного объяснения этому явлению быть не может. Говорят, что в рукописях Моцарта не было ни единого исправления. Подразумевается, что источником его произведений был разум самого Бога, который решил высказаться через Моцарта.
К сожалению, творческие люди наиболее полно реализуют свою творческую энергию тогда, когда пишут автобиографию. Историки тщательно исследуют их дневники, блокноты, рукописи, письма, пытаясь найти в них образ импульсивного провидца, которого время от времени настигают, как удар грома, всплески подсознания. Увы, в большинстве случаев они убеждаются, что гений – скорее Сальери, чем Амадей.
Гении – заучки. Типичный гений вкалывает не меньше десяти лет, прежде чем создать что-либо действительно стоящее. (Моцарт сочинял симфонии в восемь лет, но они не были особенно выдающимися; первый шедевр он создал на двенадцатом году своей творческой деятельности.) В период ученичества гений погружается в свой жанр, впитывая тысячи проблем и их решений, поэтому ни одна сложная задача не является для него совершенно новой, и для ее решения он привлекает обширный арсенал мотивов и стратегий. Он старается быть в курсе того, что делают конкуренты, и держать нос по ветру; то, что его работа оказывается необыкновенно актуальной, – либо результат очень скрупулезного подхода к выбору темы, либо чистая случайность. (Тех, кому не повезло с выбором темы, не называют гениями, даже если они были действительно одаренными.) Он ни на миг не забывает об уважении со стороны окружающих и о своем месте в истории. (Физик Ричард Фейнман написал две книги о том, какой он блестящий и дерзкий и как им все вокруг восхищаются; одну из них он назвал «Какое тебе дело до того, что думают другие?».) Гений работает днем и ночью, а попутно оставляет нам многочисленные произведения в других областях. (Уоллес к концу своей карьеры много сил посвятил попыткам наладить общение с духами мертвых.) Отступления от главной темы нужны ему не потому, что она тем временем дозревает в подсознании, а потому, что он сам устает от нее и нуждается в отдыхе (а также, вероятно, потому, что это помогает отвлечься, когда поиск зашел в тупик). Он не подавляет поиск решения, а занимается «созидательным волнением», и когда наконец приходит озарение, оно является не просто удачным маневром, а результатом переработки предшествующих поисков. Он бесконечно пересматривает свою работу, постепенно приближаясь к идеалу
[403].
Конечно, нельзя отрицать, что гениям при рождении достаются из генетической колоды сразу четыре туза. С другой стороны, нельзя и сказать, что они ненормальные, что их мышление совершенно отличается от нашего и от любого другого, которое могло бы сформироваться у биологического вида, который всегда жил своим умом. Гений рождает хорошие идеи потому, что мы все рождаем хорошие идеи: именно к этому приспособлено наше комбинаторное мышление.
6. Горячие головы
13 марта 1996 года Томас Гамильтон вошел в начальную школу в шотландском городе Данблейн. С собой у него было два револьвера и два полуавтоматических пистолета. Ранив сотрудников, которые попытались его схватить, он вбежал в спортзал, где в это время играл подготовительный класс. Там он убил 16 детей и их учителя, а также 12 детей ранил, после чего покончил с собой. «Вчера нас посетило зло, и мы не знаем, почему, – сказал на следующий день директор школы. – Мы не понимаем этого, и я думаю, что никогда не поймем».
Наверное, мы никогда не поймем, что заставило Гамильтона завершить свою жизнь таким ужасным поступком. Однако эта история бессмысленной мести, совершенной озлобленным одиночкой, кажется до ужаса знакомой. Когда Гамильтон был вожатым отряда скаутов, его обвинили в педофилии и вынудили уволиться; он открыл собственную молодежную организацию, где продолжал работать с мальчиками. Собрания одной из групп проходили в спортзале школы Данблейна, пока администрация школы не вынудила его уйти, отреагировав на жалобы родителей на его странное поведение. Гамильтон стал объектом насмешек и сплетен, в округе он стал известен – несомненно, не без причины – как «Мистер Жуть». За несколько дней до трагедии он отправил в средства массовой информации и лично королеве Елизавете письма, в которых защищал свою репутацию и просил восстановить его в должности в скаутском движении.
