Борьба за продолжение рода – это что-то вроде экономики, где все организмы, даже растения, должны «решать», использовать ли им ресурсы сейчас или сберечь их на будущее. Некоторые из этих решений принимает тело. Мы слабеем с возрастом, потому что наши гены игнорируют будущее и строят сильное молодое тело за счет слабого старого тела. Этот обмен окупается за поколения, потому что тело может погибнуть в результате несчастного случая до достижения старости, и в этом случае жертвование силой в пользу долгожительства окажется напрасной тратой ресурсов. Однако большинство решений, касающихся будущего, принимает разум. Нам каждый миг приходится выбирать, будь то сознательно или неосознанно, между чем-то хорошим сейчас и чем-то хорошим позже.
Иногда рациональным выбором бывает «сейчас» – особенно если учесть, что, как говорится, жизнь коротка, и нужно жить сегодняшним днем. Эта логика очевидна в анекдотах о смертной казни. Осужденному предлагают традиционную последнюю сигарету, а он отвечает: «Нет, спасибо, я пытаюсь бросить». Мы смеемся потому, что знаем, что для него нет смысла откладывать вознаграждение. Еще один старый анекдот наглядно показывает, почему действовать осторожно не всегда целесообразно. Мюррей и Эстер, еврейская пара средних лет, отправляются в тур по Южной Америке. Однажды Мюррей нечаянно фотографирует засекреченный военный объект, и военные отправляют пару в тюрьму. Три недели их пытают в надежде выведать что-нибудь про их связи с освободительным движением. Наконец, они предстают перед военным трибуналом по обвинению в шпионаже и их приговаривают к расстрелу. На следующее утро их ставят к стенке и сержант спрашивает, есть ли у них последняя просьба. Эстер спрашивает, нельзя ли ей позвонить дочери в Чикаго. Сержант говорит, что это невозможно, и поворачивается к Мюррею. «Это безумие! – кричит Мюррей. – Мы не шпионы!» – и плюет сержанту в лицо. «Мюррей! – восклицает Эстер. – Прошу тебя, не напрашивайся на неприятности!»
[446]
Чаще всего мы практически уверены, что не умрем в ближайшие минуты. Но мы все когда-нибудь умрем, и мы все рискуем тем, что упустим возможность воспользоваться чем-то хорошим, если будем откладывать его на слишком длительное время. При кочевом образе жизни, который вели наши предки, без возможности накапливать имущество или рассчитывать на такие долговечные социальные институты, как страхование вкладов, выгода от потребления ресурсов, по-видимому, была еще более значительной. Но даже если это было и не так, стремление удовлетворить свое желание сейчас все же оказалось встроено в наши чувства. Наиболее вероятно, что у нас сформировался механизм для того, чтобы оценивать продолжительность своей жизни, а также возможности и риски, связанные с принятием выбора (съесть пищу сейчас или потом, разбить лагерь или идти дальше), и в соответствии с этим регулировать свои эмоции.
Политолог Джеймс К. Уилсон и психолог Ричард Хернштейн указывают на то, что многие преступники действуют так, словно они категорически игнорируют будущее. Преступление – это азартная игра, в которой выигрыш моментален, а вероятные издержки отсрочены. Они объясняли это игнорирование низким интеллектом. Психологи Мартин Дейли и Марго Уилсон предложили другое объяснение. В американских трущобах средняя продолжительность жизни молодых мужчин низка, и это ни для кого не секрет. (В документальном фильме «Баскетбольные мечты» о талантливых баскетболистах из бедного квартала Чикаго есть запоминающаяся сцена, в которой мать одного из мальчиков радуется, что он дожил до своего восемнадцатилетия.) Более того, общественный строй и долгосрочное право собственности, которые гарантировали бы выплату инвестиций, здесь практически отсутствуют. Именно в таких обстоятельствах категорическое игнорирование будущего – риск и выбор в пользу потребления, а не инвестирования – является адаптивным
[447].
Значительно более удивительно игнорирование из-за недальновидности
[448]: присутствующее у всех нас стремление предпочесть более позднее крупное вознаграждение более раннему маленькому вознаграждению, но со временем, по мере того, как оба вознаграждения становятся ближе, изменить предпочтения. Хорошо известный всем пример: перед ужином мы принимаем решение обойтись без десерта (небольшое вознаграждение сразу), чтобы сбросить вес (большое вознаграждение потом), однако когда официант предлагает заказать десерт, мы уступаем искушению. Недальновидное игнорирование легко сымитировать в лабораторных условиях: стоит дать человеку (или голубю, все равно) две кнопки, одна из которых служит для получения маленького вознаграждения сразу, а вторая – для получения более крупного вознаграждения позже, и испытуемый откажется от большого вознаграждения в пользу маленького сразу, как станет ясно, что маленькое вознаграждение уже можно получить. Слабость воли остается нерешенной проблемой как для экономики, так и для психологии. Экономист Томас Шеллинг задается вопросом о «рациональном покупателе», и этот вопрос вполне можно отнести и к адаптированному мышлению:
Как нам концептуализировать этого рационального потребителя, которого все мы знаем и который сидит в каждом из нас; который в порыве отвращения к самому себе выбрасывает в мусорное ведро сигареты и в очередной раз клянется, что больше никогда не будет подвергать своих детей риску остаться сиротами из-за возможного рака легких, а через три часа выходит на улицу в поисках работающего магазина, чтобы купить сигарет; который съедает высококалорийный обед, зная, что пожалеет об этом, действительно жалеет, не может понять, как потерял контроль над собой, решает компенсировать переедание низкокалорийным ужином, но снова объедается, зная, что пожалеет об этом, и действительно опять жалеет; который сидит как приклеенный перед телевизором, зная, что завтра снова проснется в холодном поту от осознания своей неподготовленности к утренней деловой встрече, от результатов которой будет многое зависеть в его карьере; который портит удовольствие от поездки в Диснейленд, злясь, когда его дети делают то, что он заранее предвидел и обещал себе не раздражаться?
[449]
Шеллинг отмечает то, какими странными способами мы побеждаем собственное самосаботажное поведение: ставим будильник на другом конце комнаты, чтобы не выключить его и не завалиться обратно спать; поручаем своему работодателю откладывать часть каждой нашей зарплаты в счет пенсии; убираем подальше от себя соблазнительную еду; ставим часы на пять минут вперед. Точно так же Одиссей велел своим спутникам залепить уши воском, а его самого привязать к мачте, чтобы он, слыша манящую песнь Сирен, не направил корабль в их сторону, на скалы.
Хотя игнорирование из-за недальновидности по-прежнему остается необъясненным, Шеллинг, утверждая, что парадокс самоконтроля коренится в модульном устройстве мышления, ухватывает важную особенность его психологии. Он отмечает, что «люди иногда ведут себя так, словно внутри них уживаются два человека: один хочет иметь здоровые легкие и долго жить, а второй обожает табак; один хочет быть стройным, а второй хочет десерт; один хочет самосовершенствоваться, читая сочинения Адама Смита о самообладании… а второй предпочел бы посмотреть по телевизору старый фильм. Эти два человека непрерывно соперничают за контроль»
[450]. Когда дух крепок, но плоть слаба – например, когда мы принимаем решение съесть десерт, нарушив диету, – мы чувствуем, как у нас внутри происходит борьба двух очень разных движущих сил: одна из них подчиняется внешнему виду и запаху десерта, а другая – совету докторов. А как же те случаи, когда выбор стоит между двумя вознаграждениями одного и того же типа – например, доллар сегодня или два доллара завтра? Вероятно, близкое вознаграждение активизирует зону мозга, отвечающую за неизбежные события, а отсроченное вознаграждение – зону, отвечающую за ставку на неопределенное будущее. Первая имеет приоритет над второй, словно человек изначально запрограммирован считать, что синица в руке лучше, чем журавль в небе. В современном мире, где мы наверняка знаем многое о своем будущем, это зачастую ведет к принятию нерациональных решений, однако наши предки, наверное, совершенно правильно различали вещи, которые определенно могут принести вознаграждение сейчас, и вещи, которые предположительно могут принести вонаграждение завтра. Даже в наши дни отсроченное вознаграждение иногда наказуемо из-за ненадежности того, что человек знает о мире. Пенсионные фонды разоряются, правительства нарушают свои обещания, доктора заявляют, что все, что они считали вредным для здоровья, оказалось полезным, и наоборот.
