Эти факты жизни всегда оставались неизменными, но о других этого сказать нельзя. До недавнего времени мужчины занимались охотой, а женщины – собирательством. Женщины выходили замуж вскоре после наступления полового созревания. Не было ни контрацепции, ни институционализированного усыновления родственниками, ни искусственного оплодотворения. Секс означал размножение, и наоборот. Не было одомашненных растений и животных, поэтому не было детского питания; всех детей вскармливали грудью. Не было также платных учреждений для ухода за детьми, не было мужчин-«домохозяек»; маленькие дети повсюду были с матерью или с другими женщинами. Эти условия оставались неизменными 95 % всей истории нашей эволюции, и именно они формировали особенности нашего сексуального поведения. Наши мысли и эмоции, связанные с сексом, адаптированы к тому миру, в котором секс приводил к появлению детей, независимо от того, хотим ли мы рождения детей сейчас. Кроме того, они адаптированы к миру, в котором дети были в основном проблемой матери, а не отца
[535]. Далее, если я буду использовать термины вроде «должен», «лучше всего», «оптимально», то они будут служить условным обозначением стратегий, которые в том мире привели бы к репродуктивному успеху. Я не буду иметь в виду, что это правильно с нравственной точки зрения, достижимо в современном мире или способствует достижению счастья, – это все явления совершенно другого порядка.
* * *
Первый вопрос стратегии – сколько человеку нужно партнеров. Вспомним, что когда минимальная инвестиция в потомство у самки более значительна, то самец может получить больше потомства, если спаривается со многими самками, но самка не получит больше потомства, если будет спариваться со многими самцами – достаточно одного детеныша на каждое зачатие. Предположим, что мужчина из племени охотников-собирателей, имеющий одну жену, может ожидать, что она родит ему от двух до пяти детей. Внебрачная или добрачная связь, в результате которой будет зачат ребенок, увеличит его репродуктивную отдачу на 20–50 %. Конечно, если ребенок умрет от голода или его убьют, потому что рядом не было отца, генетической выгоды он не получит
[536]. Оптимальной будет, таким образом, внебрачная связь с замужней женщиной, чей муж сможет воспитать ребенка. В обществах охотников-собирателей фертильные женщины почти всегда замужем, поэтому секс с женщиной – это почти всегда секс с замужней женщиной. Даже если женщина не замужем, оставшиеся без отца дети чаще выживают, чем умирают, поэтому связь с незамужней партнершей тоже увеличивает репродуктивную отдачу. К женщинам такая математика неприменима. Часть мужского мышления, таким образом, должна стремиться к разнообразию сексуальных связей хотя бы ради самого разнообразия сексуальных связей.
Считаете ли вы, что единственное различие между мужчинами и женщинами заключается в том, что мужчинам нравятся женщины, а женщинам нравятся мужчины? Любая бабушка и любой бармен скажет вам, что мужчины чаще бывают волокитами, но вполне возможно, что это всего лишь старый стереотип. Психолог Дэвид Басс попытался выявить наличие этого стереотипа у людей, от которых можно с большей степенью вероятности ожидать, что они его опровергнут: мужчин и женщин из элитных либеральных американских университетов поколения после феминистской революции, в эпоху максимальной чувствительности к проявлениям политкорректности. Использованные им методы были неожиданно прямыми.
Испытуемым предлагалось ответить на вопросы анонимной анкеты. Насколько активно вы стремитесь найти супруга/супругу? Ответы были в среднем одинаковыми у мужчин и у женщин. Насколько активно вы стремитесь найти партнера на одну ночь? Женщины отвечали «не очень активно», а мужчины – «достаточно активно». Сколько сексуальных партнеров хотели бы вы иметь за следующий месяц? За следующие два года? За всю жизнь? Женщины отвечали, что их бы устроило, если бы за следующий месяц у них было в среднем восемь десятых партнера, за следующие два года – один, а за всю жизнь – четыре или пять. Мужчины отвечали, что за следующий месяц хотели бы иметь двух партнерш, за следующие два года – восемь, а за всю жизнь – 18. Рассмотрели бы вы возможность вступления в половую связь с привлекательным партнером, с которым вы знакомы уже пять лет? Два года? Полгода? Неделю? Женщины отвечали «вероятно, да» на вопрос о мужчине, с которым они знакомы уже более года, «затрудняюсь ответить» на вопрос о мужчине, с которым они знакомы полгода, и «определенно нет» на вопрос о мужчине, с которым они знакомы неделю или меньше того. Мужчины отвечали «вероятно, да» на вопрос о женщине, с которой они знакомы неделю. В течение какого же времени мужчина должен быть знаком с женщиной, чтобы он определенно не хотел вступить с ней в половую связь? Этого Басс так и не выяснил; на его шкале минимальным сроком был «один час». Когда Басс представил результаты исследования в университете и попытался истолковать их в терминах родительских инвестиций и сексуального отбора, одна молодая женщина подняла руку и сказала: «Професор Басс, у меня есть более простое объяснение для ваших данных». «Да, – ответил профессор, – и какое же?» «Мужчины – подонки»
[537].
Действительно ли все мужчины – подонки или они просто пытаются казаться таковыми? Возможно, отвечая на вопросы анкеты, мужчины стараются преувеличить свою половую силу, а женщины хотят не произвести впечатление легкодоступных. Психологи Р. Д. Кларк и Элейн Хэтфилд попросили внешне привлекательных мужчин и женщин подходить к незнакомым людям противоположного пола в кампусе колледжа и говорить им: «Я вас видел(а) на кампусе. Вы мне кажетесь очень привлекательной(ым)», а потом задавать один из трех вопросов: (а)«Хотите сегодня вечером сходить со мной куда-нибудь?», (б)«Хотите прийти сегодня вечером ко мне домой?», (в)«Хотите сегодня вечером со мной переспать?» На свидание согласились пойти половина женщин и половина мужчин. Домой к «подсадной утке» согласились пойти 6 % процентов женщин и 69 % мужчин. Из женщин на секс не согласился никто. Из мужчин на секс согласилось 75 %. Многие мужчины из оставшихся 25 % извинялись: один просил позвонить в другой раз, другой объяснял, что не может, потому что приезжает его девушка. Похожие результаты были получены в нескольких штатах. В то время, когда проводились исследования, средства контрацепции были доступны, активно рекламировался безопасный секс, поэтому результаты нельзя объяснить только тем, что женщины больше беспокоились о возможности беременности или болезней, передающихся половым путем
[538].
Тот факт, что у мужчины вызывает сексуальное влечение новая партнерша, известен как эффект Кулиджа в связи с широкоизвестным случаем. Однажды президент Калвин Кулидж и его жена были на государственной ферме и их повели на экскурсию по отдельности. Когда миссис Кулидж показывали курятники, она спросила, сколько спариваний бывает у петуха за день. «Десятки раз», – ответил экскурсовод. «Пожалуйста, расскажите об этом президенту», – попросила миссис Кулидж. Когда президенту показали курятники и рассказали про петуха, он спросил: «Что, все время с одной и той же курицей?» – «О, нет, мистер президент, каждый раз с новой». Президент сказал: «Расскажите об этом миссис Кулидж». Многие самцы млекопитающих просто неутомимы, если после каждого спаривания перед ними появляется новая готовая к спариванию самка. Перехитрить самца невозможно, даже если накинуть что-то на предыдущую партнершу или замаскировать ее запах. Это, кстати, доказывает, что сексуальное влечение у мужчин не совсем «беспорядочно». Возможно, самцам не все равно, с какой самкой они спариваются, но они крайне чувствительны к тому, с какой конкретно самкой они спариваются. Это еще один пример умения проводить различие между индивидными объектами и категориями, о важности которого я писал в главе 2, критикуя ассоциационизм.
