Туби и Космидес далее делают предположение, что то, как устроены наши дружеские чувства, способно объяснить ту отстраненность и одиночество, которые испытывают многие люди в современном обществе. Явный обмен услугами и поочередное вознаграждение – виды альтруизма, на которые мы рассчитываем, когда дружбы нет и уровень доверия низок. Однако в современной рыночной экономике мы с небывалой частотой обмениваемся услугами с совершенно незнакомыми людьми. Вероятно, это создает ощущение, что у нас недостаточно прочные связи с окружающими людьми и что мы рискуем остаться в одиночестве в сложные времена. Парадоксально, но тот уютный образ жизни, который позволяет нам с физической точки зрения чувствовать себя более защищенными, как раз делает нас менее защищенными с эмоциональной точки зрения, поскольку минимизирует количество кризисов, показывающих нам, кто наши настоящие друзья
[600].
Союзники и враги
Никакое описание взаимоотношений между людьми не было бы полным без упоминания о войне. Война – явление не универсальное, однако представители всех культур воспринимают себя как членов группы (рода, племени, клана, нации) и испытывают враждебность по отношению к другим группам. Собственно война представляет собой немаловажное явление в жизни племен охотников-собирателей. Многие интеллектуалы считают, что в примитивных условиях военные действия редки, не слишком жестоки и по большей части ритуализированы; или, по крайней мере, что так было так до тех пор, пока благородные туземцы не попали под пагубное влияние западных людей. Все это романтическая чепуха. Война всегда была и будет адом.
Племена яномамо без конца нападают на деревни друг друга. 70 % всех взрослых в возрасте более сорока лет потеряли в ходе войн по крайней мере одного члена семьи, 30 % мужчин погибают от рук других мужчин, 44 % мужчин хотя бы раз убивали кого-либо. Сами яномамо называют себя «Свирепым народом», однако по другим примитивным племенам статистика примерно такая же. Археолог Лоуренс Кили документально доказывает, что коренные жители Новой Гвинеи, Австралии, островов Тихого Океана и Америки вели бесконечные войны, особенно до начала эпохи Pax Brittanica, положившего конец этим процессам, доставлявшим огромные неудобства колонизаторам в разных странах мира. Примитивные войны характеризовались полной мобилизацией, более частыми битвами, более высоким количеством жертв и меньшим количеством пленных, а также использованием более травмирующего оружия. Война, мягко говоря, оказывает значительное селекционное давление, а поскольку она регулярно имела место на протяжении всей истории нашей эволюции, она, несомненно, оказала заметное влияние на человеческую психику
[601].
Что же может заставить людей совершить такую глупость – начать войну? Племена сражаются из-за всего, что имеет какую-либо ценность, и причины межплеменных войн раскрыть так же сложно, как и причины Первой мировой войны. Тем не менее один мотив, удивительный для жителей Запада, фигурирует в них практически постоянно. В сообществах охотников и собирателей мужчины идут на войну, чтобы получить или сохранить женщин, причем это не обязательно цель, которую воины преследуют сознательно (хотя очень часто бывает именно так); скорее это итоговая выгода, благодаря которой у людей сформировалась готовность воевать. Доступ к женщинам – это фактор, ограничивающий репродуктивный успех мужчин. Если у мужчины две жены, то у него может быть вдвое больше детей, если три – то втрое больше, и т. д. Для мужчины (за исключением мужчин преклонного возраста) не существует других ресурсов, которые имели бы такое значение для эволюционной приспособленности. Женщины – главная добыча в племенных войнах. Нападающие убивают мужчин, похищают женщин, достигших брачного возраста, подвергают их групповому изнасилованию, а потом делят их в качестве жен. Шаньон обнаружил, что у мужчины яномамо, убившего врага, бывает в три раза больше жен и в три раза больше детей, чем у мужчины, который никого не убил. Большинство молодых людей, убивших врагов, были женаты; большинство молодых людей, которые еще никого не убивали, неженаты. Это различие – не случайность, оно связано с другими различиями между убийцами и не-убийцами (такими, как рост, сила или численность родственников).
Мужчина, убивший врага, в деревне яномамо пользуется уважением и приобретает больше жен.
Иногда яномамо организуют налеты на соседние деревни только для того, чтобы похитить женщин. Более часто они делают это, чтобы отомстить за предыдущие убийства или похищения, но и в этом случае стараются похитить женщин. Кровная месть, в ходе которой родственники мстят за смерть смертью – либо самого убийцы, либо его родственников, – повсюду является мощным стимулом к эскалации насилия; мотив, который движет мстителями, явно имеет функцию устрашения, как было показано в главе 6. Кровная месть может продолжаться в течение десятилетий, потому что каждая сторона ведет свой счет, и в любой момент может припомнить случай, в связи с которым нужно восстановить справедливость. (Представьте, что бы чувствовали вы по отношению к соседнему племени, которое убило вашего мужа, братьев, сыновей или похитило и изнасиловало вашу жену, дочерей и сестер.) Однако мстители не останавливаются на принципе «око за око». Если у них появится возможность раз и навсегда избавиться от головной боли, перебив всех своих врагов, они вполне могут это сделать, причем дополнительным стимулом будет возможность заполучить женщин. Стремление получить женщин не просто способствует разжиганию родовой вражды, но и является основной причиной ее возникновения. Обычно первое убийство случается именно из-за женщины: один мужчина соблазняет или похищает жену другого, либо отступает от своего обещания обменяться дочерьми
[602].
Современным людям сложно поверить, что дописьменные племена воюют из-за женщин. Один антрополог писал Шаньону: «Женщины? Воюют из-за женщин? Я еще могу понять войну из-за золота и алмазов, но из-за женщин? Никогда». Подобная реакция, конечно, совершенно неестественна с биологической точки зрения. Другие антропологи утверждали, что яномамо страдают от недостатка белка и сражаются из-за добычи. Тем не менее, когда было измерено потребление белка, оно оказалось более чем достаточным. Во всем мире наиболее воинственными из всех племен охотников и собирателей являются те, которые лучше всех питаются. Когда Шаньон упомянул гипотезу о недостатке мяса в разговоре со своими информантами из племени яномамо, те рассмеялись и сказали: «Хотя мы и любим мясо, но женщин мы любим гораздо больше». Шаньон отмечает, что в этом отношении они не так уж отличаются от нас. «Зайдите как-нибудь субботним вечером в бар, где собираются обычные работяги и где часто бывают драки. Из-за чего обычно дерутся? Неужели из-за того, у кого в гамбургере больше мяса? Или перечитайте тексты десятка песен в стиле кантри-энд-вестерн. Разве хоть в одной из них поют “Не отвози в город свою корову”?»
[603].
