* * *
Некоторые проблемы по-прежнему ставят ученых в тупик. Как резюмирует философ Колин Мак-Джинн, «голова идет кругом от неупорядоченности теорий; в перспективе не видно ни одной объяснительной модели, напрашиваются экстравагантные версии онтологии. Присутствует ощущение, что мы имеем дело с сильнейшим недоразумением, однако нет ни малейшего представления о том, в чем оно заключается».
Одну из проблем я описывал в главе 2: это сознание в значении чувственного восприятия или субъективного переживания (в отличие от доступа к информации и самосознания). Как может процесс обработки информации нейронами мозга давать нам ощущение зубной боли, вкус лимона или фиолетовый цвет? Как я могу знать, обладает ли способностью чувственного восприятия червяк, робот, кусок мозга в лабораторной чаше или мой собеседник? Является ли ваше восприятие красного цвета идентичным моему, или, может, оно идентично моему ощущению зеленого цвета? Каково это – быть мертвым?
Еще одно не подающееся определению явление – собственное «я». Что представляет собой или где находится этот единый центр чувственного восприятия, который возникает с рождением и исчезает со смертью, который меняется со временем, оставаясь при этом самим собой, и который обладает верховной ценностью с точки зрения морали? Почему «я», существующее в 1996 году, должно пожинать плоды успехов и расплачиваться за ошибки, сделанные «я» 1976 года? Допустим, я позволю кому-нибудь с помощью сканера занести в компьютер точную копию моего мозга, потом уничтожить мое тело и воссоздать меня в мельчайших подробностях, включая мои воспоминания и все остальное? Что бы я сделал – пошел подремать или покончил с собой? А если бы воссоздали две копии меня, стал бы я испытывать в два раза больше удовольствия? Сколько «я» находится в черепе больного шизофренией? А в частично сросшемся мозге сиамских близнецов? Когда у зиготы появляется «я»? Какой процент ткани моего мозга должен отмереть, чтобы умер я?
Еще одна тайна – свободная воля (см. главу 1). Как мои действия могут быть выбором, за который я несу ответственность, если они полностью обусловлены моими генами, моим воспитанием и состоянием моего мозга? Некоторые события детерминированы, некоторые случайны; как может быть, что выбор – это ни то ни другое? Когда я отдаю бумажник вооруженному человеку, который угрожает в противном случае меня убить, можно ли считать это выбором? А что, если я застрелю ребенка, потому что вооруженный человек угрожает убить меня, если я не сделаю этого? Если я принимаю решение сделать что-то, я могу сделать и наоборот – но что это означает с точки зрения единой Вселенной, разворачивающейся во времени в соответствии с законами физики; Вселенной, через которую я могу пройти только один раз? Передо мной стоит необходимость принять серьезное решение, и любой эксперт по человеческому поведению с 99-процентной степенью успешности предскажет, что я выберу то, что в данный момент будет худшей альтернативой. Продолжать ли мне мучить себя выбором или лучше поберечь время и сделать то, что неизбежно?
Четвертая загадка – это значение. Когда я говорю о планетах, я могу иметь в виду все планеты во Вселенной, в настоящем, прошлом и будущем. Но как я могу в данный момент, находясь в собственном доме, иметь какое-то отношение к планете, которая появится в отдаленной галактике через пять миллионов лет? Если я знаю, что значит словосочетание «натуральное число», мое мышление имеет дело с бесконечным множеством – но я-то конечное существо, которое имело возможность общаться лишь с крохотной частью всех натуральных чисел.
Знание – вещь не менее удивительная. Как могло случиться, что я приобрел уверенность в том, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов – причем везде и всегда, – сидя в своем уютном кресле и не имея перед глазами ни треугольника, ни рулетки? Как я могу быть уверен, что я – не мозг в пробирке, не сон и не ходячая галлюцинация, которую выдумал злодей-невролог, или что Вселенная была создана не пять минут назад вместе со своими ископаемыми, воспоминаниями и историческими хрониками? Если все изумруды, которые я видел в своей жизни, были зелеными, почему я должен сделать вывод «все изумруды зеленые», а не «все изумруды зелиние», где слово «зелиние» означает «либо увиденный до 2020 года и зеленый, либо увиденный позже и синий»? Все изумруды, которые я видел, – зеленые, но в то же время получается, что все увиденные мной изумруды – зелиние. Оба вывода одинаково обоснованы, однако первый подразумевает, что первый изумруд, который я увижу в 2020 году, будет цвета травы, а второй – что этот изумруд будет цвета неба.
И последняя головоломка – это мораль. Если я тайно зарублю топором несчастную и всеми презираемую процентщицу, кто сказал, что это действие будет плохим? Что это значит, если мы говорим, что я «не должен» делать этого? Как в мире, состоящем из частиц и планет, генов и тел, возник моральный долг? Если цель этики – сделать максимальным счастье, не должны ли мы потворствовать психопату, который получает больше удовольствия от убийства, чем его жертвы – от жизни? А если ее цель – сделать максимально долгой жизнь, должны ли мы публично казнить человека, осужденного по ложным обвинениям, если это станет средством устрашения для тысяч убийц? Или отбирать людей для участия в качестве подопытных кроликов в смертельных экспериментах, которые позволят спасти миллионы людей?
[664]
Люди тысячелетиями думали над этими проблемами, но так и не продвинулись ни на шаг в их решении. От размышления над ними у нас остается только чувство растерянности, интеллектуального головокружения. Мак-Джинн показывает, как мыслители веками ходят по кругу между четырьмя разновидностями решений, ни одно из которых не может считаться удовлетворительным
[665].
В философских проблемах присутствует оттенок чего-то высшего, и любимым решением во все века и во всех странах было обращение к мистицизму и религии. Сознание – это Божественная искра в каждом из нас. «Я» – это душа, нематериальный призрак, парящий над физическими событиями. Души либо просто существуют сами по себе, либо они были сотворены Богом. Бог дал каждой душе моральную ценность и свободу выбора. Он определил, что есть хорошо, и записывает добрые и злые деяния каждой души в книге жизни и награждает или наказывает ее после того, как она покинет тело. Знание либо дается Богом пророкам или ясновидящим, либо гарантируется всем нам честностью и всеведением Бога. Решение представлено в ответе на лимерик (с. 348) о том, почему дерево продолжает существовать, когда во дворе никого нет:
Дорогой сэр,
Ваше удивление странно:
Я всегда во дворе,
И вот почему дерево
Будет существовать,
Наблюдаемое
Вашим покорным слугой
Богом.
Недостаток решения, предлагаемого религией, так формулирует Менкен: «Теология – это попытка объяснить то, что невозможно познать, в категориях того, что не заслуживает знания». Для любого человека, обладающего пытливостью ума, религиозные объяснения не заслуживают знания, потому что они просто заключаются в наваливании поверх уже имеющихся загадок новых, не менее сложных. Кто дал Богу разум, свободную волю, знание, уверенность в том, что есть добро и зло? Как он наделил всем этим Вселенную, которая и так, казалось бы, работала исправно, подчиняясь физическим законам? Как он сделал так, чтобы призрачная душа могла взаимодействовать с твердой материей? И наконец, самый трудный вопрос: если в мире все идет в соответствии с мудрым и милосердным замыслом, то почему в нем столько страданий? Как говорится в еврейской поговорке, «если бы Бог жил на Земле, люди бы повыбивали ему окна».
