Если бы зрение не обеспечивало нам такое описание, каждой функции мозга – говорению, хождению, хватанию, воображению – потребовалась бы отдельная программа для того, чтобы логически заключить, что трапеции на сетчатке в реальном мире соответствует квадрат. А исходя из этого можно предположить, что человеку, который способен назвать наклоненный прямоугольник прямоугольником, нужно еще научиться держать его как прямоугольник, прогнозировать, что его можно вставить в прямоугольное отверстие, и т. д. Когда зрение устанавливает форму объекта, от которого получилась проекция на сетчатке, этот результат могут использовать все элементы мышления. Хотя некоторые элементы зрительной системы передают информацию зонам регуляции моторики, которые должны быстро реагировать на движущиеся цели, в целом система не нацелена на какой-то один тип поведения. Она создает описание или репрезентацию мира, сформулированную с помощью объектов и пространственных координат, а не образов на сетчатке, и записывает это описание на доске, с которой его могут считывать все модули мышления.
В этой главе рассматривается, как зрение превращает изображения на сетчатке в ментальные описания. Мы последовательно пройдем весь путь от светового пятна до концепта объекта и далее – до взаимосвязи между зрением и мышлением, известной как психический образ. Влияние зрения распространяется на всю остальную психику. Мы приматы – существа с приоритетом визуального восприятия, и эволюция нашего мышления была неразрывно связана с этим замечательным органом чувств.
Глубокий взгляд
Начнем со стереограмм. Как они работают, и почему у некоторых людей не получается их «увидеть»? Несмотря на все обилие плакатов, книг и паззлов с эффектом стереограммы, я ни разу не видел, чтобы миллионам любознательных потребителей растолковали, в чем заключается их принцип действия. Понимание эффекта стереограммы – не только прекрасный способ проникнуть в механизмы восприятия, но и настоящее удовольствие для интеллекта. Стереограммы представляют собой еще один пример потрясающей изобретательности естественного отбора, на этот раз – расположенный у нас в голове.
Автостереограммы основаны не на одном, а на целых четырех открытиях, связанных с тем, как можно обмануть глаз. Первое из них, как ни странно, это изображение. Мы настолько пресыщены фотографиями, картинами, телевидением, кинематографом, что мы забываем, что все это – всего лишь иллюзия. Мазки краски или мерцающие точки люминофора вызывают у нас смех, слезы или даже сексуальное возбуждение. Люди создают изображения уже по крайней мере тридцать тысяч лет, и, вопреки распространенному в социологии убеждению, способность рассматривать их как отображение реального мира универсальна. Психолог Пол Экман произвел фурор в антропологии, показав, что изолированные от других людей племена Новой Гвинеи правильно интерпретируют выражение лица на фотографиях студентов из Беркли. (Эмоции, как и все остальное, ранее считались культурно-специфичными.) В поднявшейся шумихе осталось незамеченным более фундаментальное открытие: что жители Новой Гвинеи вообще видят то, что изображено на фотографиях, а не воспринимают их как серую бумагу с белыми пятнами. Фотография основана на проекции – законе оптики, который делает зрительное восприятие столь сложной задачей. Зрительное восприятие начинается с того, что фотон (единица энергии света) отражается от поверхности и проходит по прямой через зрачок, возбуждая один из фоторецепторов (колбочек и палочек), покрывающих изогнутую внутреннюю поверхность глазного яблока. Рецептор передает нервный сигнал в мозг, и первоочередная задача мозга – выяснить, из какого участка окружающего мира поступил этот фотон. К сожалению, луч, соответствующий траектории фотона, простирается в бесконечность, и единственное, что мозг знает наверняка, – это что световое пятно, из которого исходил фотон, находится где-то на пути этого луча. Это вполне может быть точка на расстоянии одного фута, одной мили или многих световых лет; информация о третьем измерении – расстоянии от предмета до глаза – утрачивается в процессе создания проекции. Эта неопределенность умножается многократно, поскольку на сетчатке есть еще миллион других рецепторов, и каждый из них точно так же не имеет ни малейшего понятия о том, на каком расстоянии от глаза находится световое пятно, вызвавшее его возбуждение. Следовательно, любое изображение на сетчатке может происходить от любого из многочисленных вариантов трехмерных поверхностей (см. схему на с. 17)
[243].
Конечно, мы не осознаем этих бесконечных возможностей; мы уделяем внимание только одной из них, которая обыкновенно оказывается приближенной к правильному варианту. И здесь-то открывается лазейка для создателя иллюзий. Стоит расположить какую-либо субстанцию так, чтобы она проецировала на сетчатку такое же изображение, как и тот объект, который мозг более склонен узнать, и мозг никак не сможет различить их. Простейший пример – это новшество викторианской эпохи: через глазок в двери открывался вид на богато обставленную комнату, но когда дверь открывалась, оказывалось, что комната пуста. Роскошная комната была в кукольном домике, прикрепленном к двери поверх глазка.
Художник и психолог Адельберт Эймс-младший стал известен тем, что создавал еще более необычные комнаты-иллюзии. В одной из них на хаотично расположенных проволоках были подвешены к потолку палки и доски. Однако стоило посмотреть в комнату через глазок, и палки и доски выстраивались в проекцию стула. В другой комнате высота дальней от наблюдателя стены уменьшалась слева направо, но углы в комнате были такой необычной формы, что левая грань стены оказывалась достаточно короткой, чтобы компенсировать расширение в перспективе, а правая грань – достаточно длинной, чтобы компенсировать сужение. Наблюдателю, смотрящему в глазок с противоположной стороны комнаты, стена казалась прямоугольной. Система визуального восприятия ненавидит совпадения; она решает, что изображение правильной формы происходит от объекта, который на самом деле имеет правильную форму, а не от предмета нестандартной формы, который случайно оказался расположен таким образом. Эймс действительно располагал объекты неправильной формы таким образом, чтобы получить изображение правильной формы; свой хитроумный трюк он еще больше усложнил, используя кривые окна и напольные плитки. Когда девочка стоит в ближнем углу, а ее мать стоит в дальнем углу, от девочки на сетчатку проецируется изображение большего размера. Мозг при оценке размера принимает во внимание глубину, поэтому в повседневной жизни стоящий рядом ребенок никогда не кажется нам больше, чем взрослый, стоящий на расстоянии. Однако в нашем случае восприятие глубины мозгом становится жертвой его ненависти к совпадениям. Создается впечатление, что каждый дюйм стены находится на одном и том же расстоянии от смотрящего, поэтому изображения людей на сетчатке воспринимаются как есть, и ребенок становится выше своей матери. Когда они меняются местами, проходя вдоль дальней стены, ребенок уменьшается до размеров комнатной собачки, а мать превращается в Уилта Чемберлена
[244]. Копии комнаты Эймса имеются в нескольких научных музеях (например, в музее «Эксплораториум» в Сан-Франциско), так что вы можете своими глазами увидеть эту потрясающую иллюзию (или даже побыть внутри нее).
