Когда специалист по определению формы заканчивает свою работу, он передает жесткую конструкцию из белых листов специалисту по освещению. Специалист по освещению знает законы, которые определяют, каким образом отраженный свет зависит от освещения, от степени освещенности поверхности и от угла расположения поверхности. Специалисту дается возможность перемещать единственный источник дальнего света таким образом, чтобы освещать модель с разных направлений. Оптимальным направлением будет такое, при котором каждая пара листов, соединенных ребром, будет выглядеть максимально похоже на соответствующие поверхности изображения, чтобы для завершения работы потребовалось как можно меньше серой краски.
Наконец, модель попадает в руки специалиста по отражательной способности – художника. Этот специалист – последняя инстанция, и его задача – устранить любое остающееся несоответствие между изображением и моделью. В завершение работы он предлагает разные оттенки цвета различных поверхностей.
Работает ли эта программа? Адельсон и Пентленд поставили перед ней объект в форме гармошки и дали ей возможность импортировать образ. Программа отображает текущие предположения о форме объекта (первая колонка), текущие предположения о направлении источника света (вторая колонка), текущие предположения относительно того, куда падает тень (третья колонка), и текущие предположения о том, как объект окрашен (четвертая колонка). Первые предположения программы приведены в верхнем ряду.
Изначально программа предположила, что объект плоский, как двухмерная картина, лежащая на столе, как видно из верхней строки в первой колонке. (Вам сложно это представить, потому что ваш мозг упорно продолжает видеть зигзагообразную форму как полоску, изогнутую в пространстве. На этом рисунке предпринята попытка показать некоторые линии как располагающиеся на странице в плоскости.) Программа предположила, что источник света направлен фронтально, в направлении от положения глаза (верхний ряд, второй столбец). При таком плоском освещении теней почти не получается (верхний ряд, третья колонка). Специалист по отражательной способности несет ответственность за удваивание изображения и просто дорисовывает его. Программа думает, что перед ней – картинка.
Как только программа получает возможность поправить свои предположения, у нее получается интерпретация, представленная в среднем ряду. Специалист по форме находит самую правильную трехмерную форму (в левом столбце показан ее вид сбоку), состоящую из квадратных листов, соединенных под нужными углами. Специалист по освещению обнаруживает, что, направив свет сверху, он может получить игру теней, которая будет напоминать исходное изображение. Наконец, специалист по отражательной способности наносит на модель краску. Четыре столбца – зигзагообразная трехмерная фигура, свет, направленный сверху, тени в середине фигуры, полоска света рядом с темной полоской – соответствуют тому, как люди интерпретируют исходное изображение
[265].
Напоминает ли эта программа человека еще чем-нибудь? Вспомним, как сложенная гармошкой фигура переворачивается в пространстве подобно кубу Неккера. Внешний сгиб становится внутренним и наоборот. Программа тоже в определенном смысле способна увидеть этот переворот; «перевернутая» интерпретация показана в нижнем ряду. Программа считает, что издержки на получение обеих интерпретаций будут одинаковы, и делает выбор в пользу первой или второй наугад. Когда люди видят переворот фигуры в пространстве, они обычно видят и переворот направления источника света: верхний сгиб наружу, освещение направлено сверху; нижний сгиб наружу, освещение направлено снизу
[266]. Программа делает то же самое. На самом деле, в отличие от человека, программа не «перескакивает» от одной интерпретации к другой, но если бы «специалисты» Адельсона и Пентланда работали не по образцу конвейера, а в условиях сети ограничений (наподобие сети на с. 124, работающей с кубом Неккера, или модели стереозрения), это было бы возможно.
Аллегория с мастерской наглядно подтверждает идею о том, что разум – это совокупность модулей, система органов или сообщество экспертов. Эксперты нужны постольку, поскольку нужно экспертное мнение: проблемы, с которыми сталкивается мышление, слишком узкоспециальны, чтобы их мог решить мастер на все руки. По большей части информация, которая нужна одному из экспертов, не имеет значения для другого и даже мешает ему в работе. С другой стороны, работая изолированно, эксперт может рассмотреть слишком много решений или упорно цепляться за единственное решение; в какой-то момент экспертам бывает нужно посовещаться. Все эти многочисленные эксперты вместе пытаются разобраться в одном мире, и этот мир безразличен к их попыткам: он не предлагает легких решений, но и не делает все возможное, чтобы сбить их с толку. Поэтому схема работы с участием руководителя направлена на то, чтобы эксперты уложились в бюджет, учитывая, что маловероятные предположения обходятся дороже. Это заставляет их сообща делать наиболее вероятные в целом предположения относительно того, что происходит в окружающем мире.
Два с половиной измерения
Что же эксперты, закончив работу, помещают на доску объявлений, к которой есть доступ у всего остального мозга? Если бы мы могли каким-то образом показать зону видимости с точки зрения остального мозга – как будто с точки зрения гипотетической камеры, скрывающейся внутри глаза Терминатора, – какой бы она была? Может показаться, что этот вопрос тоже основан на ошибочном выводе о существовании «глупого человечка в голове», но это не так. Речь идет об информации, которая содержится в одной из репрезентаций данных в мозге, и о том, какую форму принимает информация. Более того, если воспринимать этот вопрос серьезно, то это может стать настоящим ударом по нашим наивным представлениям о мысленном взоре.
Эксперты по стереоизображению, движению, контуру и затенению серьезно потрудились, чтобы у нас было третье измерение. Было бы вполне естественно воспользоваться плодами их трудов, чтобы построить трехмерную репрезентацию мира. Мозаика на сетчатке, в виде которой отображается воспринимаемая картинка, уступает место ментальной песочнице, в которой ей придают объем; изображение становится масштабной моделью
[267]. Трехмерная модель соответствует нашему принципиальному пониманию мира. Когда ребенок на наших глазах становится то больше, то меньше размером, мы знаем, что мы не в Стране чудес, где можно от одной таблетки вырасти, а от другой уменьшиться. И в отличие от пресловутого страуса (история про которого, кстати, вымышлена) мы не считаем, что объекты исчезают, стоит нам отвернуться от них или закрыть их. Мы справляемся с реальностью только потому, что в своих мыслях и действиях руководствуемся знаниями об этом огромном и устойчивом материальном мире. Вероятно, зрение дает нам это знание в форме масштабной модели.
