Я вздрогнула? Они говорили о том человеке, который, быть может, покинул вчера сторожку, завернутый в плащ лорда Кастанелло. Или же речь шла обо мне?
-А что, думаешь, милорда-то нашего супружница, - задумчиво проговорил дворецкий, подтверждая мои худшие предположения. Слуги зашептались, перемежая слова восклицаниями вроде «какой ужас!», «что, думаешь, и ее?», «а она?». Экономка охала, отчаянно жестикулируя, дворецкий отвечал сухо, то и дело поглядывая через плечо женщины на дорогу, ведущую к крыльцу. Я, как могла, вслушивалась в их беседу, стараясь уловить хоть слово, но мое окно было слишком далеко от крыльца.
-Как бы то ни было, ее черед следующий, - веско сказала экономка, и оба работника замолчали, соглашаясь с чем-то, чего я не сумела расслышать.
Воображение тут же принялось рисовать картины, одна хуже другой. Вот лорд Кастанелло появляется на пороге моей комнаты среди ночи в окровавленной рубашке и, зловеще усмехаясь, приказывает следовать за ним. Вот я замираю у входа в сторожку в одной тонкой белой сорочке, беззащитная перед ледяными зимними ветрами и жутким человеком рядом со мной. Вот запрокидываю голову, с мольбой вглядываясь в его красивое равнодушное лицо, но лорд безразличен к моим страданиям. Дверь с громким хлопком закрывается за моей спиной, отрезая меня от последнего шанса на спасение. И вот я уже словно со стороны вижу, как меня полумертвую поднимают, заворачивают в толстый плащ, и свет меркнет перед глазами. А вот…
Скрип колес возвестил о прибытии второй, закрытой повозки. Извозчик, на этот раз немолодой и молчаливый, коротко кивнул дворецкому и экономке. Двое слуг, памятных по ночным поискам, вышли из дома, неся перевязанный бечевкой огромный мешок. Плаща не было, но я почему-то была уверена, что это та же неизвестная ноша, что была в руках лорда Кастанелло несколько часов назад. Мужчины погрузили мешок внутрь повозки, извозчик принял деньги и, развернувшись, уехал.
Я медленно и тихо затворила окно. Слухи о безвременной кончине жен лорда Кастанелло казались мне сейчас реальными как никогда.
Стук в дверь заставил меня отпрыгнуть от окна. Сердце стучало так, словно за дверью уже стоял лорд, не пожелавший дожидаться, когда закрытая повозка появится в поместье в следующий раз. Но это оказалась всего лишь горничная, которая принесла завтрак.
-Миледи чем-то взволнована? - поинтересовалась женщина, окидывая меня взглядом.
Я поспешила заверить ее, что все в порядке, и это не более чем последствия недавно перенесенной лихорадки. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь заподозрил, что я стала свидетельницей ночного происшествия или утреннего разговора слуг. Горничная равнодушно кивнула и покинула комнату.
У меня кусок не лез в горло, но я старалась вести себя так же, как и обычно, а потому принялась за еду. Проглотила кашу, почти не чувствуя вкуса, потянулась за лежавшей на салфетке маленькой булочкой. И замерла, не донеся выпечку до рта.
Под салфеткой я отчетливо расслышала тихое шуршание.
Свободной рукой я приподняла тонкую украшенную узорами и вензелями Кастанелло бумагу. Маленький свернутый вчетверо кусок бумаги развернулся, словно бы прыгнув мне в руки.
“Беги. Ты следующая”, - гласила написанная ровным, почти печатным почерком записка, подложенная под салфетку.
Я разорвала тонкую бумагу на множество мелких частей и смыла их в умывальник.
Кто же мог подложить мне это послание? Поднос с едой всегда приносила одна и та же горничная, не выказывающая никакого участия к моей судьбе. Этот завтрак, вероятно, собирала кухарка, но с чего бы молодой женщине, кокетничавшей во дворе с извозчиком, интересоваться леди Кастанелло? Конечно, и дворецкий и экономка оба были в это время недалеко от кухни и могли проследить за подносом, равно как и подсунуть записку под салфетку. Но зачем? А если и вовсе предположить, что у кого-то из слуг лорда может быть второй наниматель на стороне, то и вовсе любой из них мог попасть под подозрение.
Но, как бы то ни было, этот таинственный человек, вероятно, пытался мне помочь. Я просто не могла думать иначе, ведь текст записки лишь подтверждал мои собственные неутешительные выводы.
Надо бежать! Бежать прочь от этого пустого дома, от мужа, внушавшего мне безотчетный ужас, и чем скорее, тем лучше.
* * *
Каблучки дробно стучали по натоптанной смерзшейся земле. Громкий бой сердца отдавался в ушах. Холод вгрызался в руки и щеки, тонкое платье не согревало. Каждый шаг приближал меня к таинственной сторожке, где ночью я видела лорда
Кастанелло, но там, за ней, чуть в стороне, лежал путь к свободе.
Час назад через окно своей комнаты я увидела, как на задний двор приехала повозка с продуктами. Слуги сновали туда-сюда с коробками, экономка болтала с торговцем. Дождавшись, когда закончится разгрузка, женщина расплатилась и скрылась в доме. Торговец сел на козлы и щелкнул поводьями.
Я проследила за ним, пока он не скрылся из виду. Обнаружить ворота, которыми пользовалась прислуга, мне не удалось, но теперь я была абсолютно уверена, что они есть. Оставалось только надеяться, что там не держали охрану.
По крайней мере, попробовать стоило. Главные ворота, как я уже выяснила, большую часть времени оставались закрытыми, и суровый привратник был вооружен.
Я прокралась в коридор и притаилась за портьерой. Далеко внизу зазвонил колокольчик: слугам был накрыт обед на кухне. И вот тогда-то я и поняла: это мой шанс. Если мне удастся выбраться из дома незамеченной, если ворота для прислуги окажутся открытыми, я сумею уйти. И никто не хватится меня как минимум до ужина.
Вслушиваясь в каждый шорох, я спустилась вниз. Темной тенью проскользнула по гостиной и столовой. Из кухни, едва различимой через щелочку приоткрытой двери, раздавались голоса и смех слуг. Стараясь почти не дышать, я одним прыжком преодолела опасное место и оказалась на улице.
Как я и ожидала, во дворе никого не было. Подхватив юбку, я бросилась вперед.
Темнеющая дорога, утоптанная множеством ног, колёс и копыт, вела прочь со двора, и я бежала, поскальзываясь на мерзлой земле, пока за следующим поворотом, скрытым от меня густым кустарником, не показалась злополучная сторожка.
Тут решимость оставила меня.
Шаг за шагом я подходила ближе к невысокому строению из грубого темного камня. Мне было страшно, безумно страшно, но я утешала себя, что сейчас день, что лорда Кастанелло нет в поместье, что все, кто мог бы увидеть меня, идущую здесь, одну, с намерениями, которые исключают всякую двусмысленность, обедают на кухне, и им нет никакого дела до супруги своего нанимателя. Никто не должен поймать меня.
«Не останавливайся, Фаринта, только не останавливайся!»
Усилием воли я заставила себя сделать следующий шаг. А затем еще и еще.
Дорога вновь вильнула в сторону, и я, наконец, увидела невысокую калитку, ворота и змеящуюся среди деревьев неширокую грунтовую дорогу. Против воли у меня вырвался разочарованный стон. Заперто!
