Картина выходила откровенно пугающей. Благодаря технологиям Майло, не нужно было обладать особым даром, чтобы создавать несложные артефакты. А артефакты, накаченные подходящим зельем, а после опутанные коконом ментальной магии… да еще и воспроизведенные в промышленных масштабах…
Двенадцать девочек с искалеченным разумом плюс Розельдина Ллойд оказались способны кардинально изменить положение сил в одном городе. На что же тогда будут способны двенадцать сотен отравляющих кристаллов в плафонах залов городского совета по всей Аллегранце? Двенадцать тысяч одурманивающих артефактов для оснащения больниц? Двенадцать миллионов пропитанных страхом накопителей в гнездах энергетического оружия?
Катастрофа. Разрушения. Политический переворот.
Все, что в состоянии вообразить извращенный мозг менталиста.
– Что ж, – адвокат мрачно усмехнулся, - значит, все сводится к тому, что наш противник не артефактор. Максимум – артефактор-недоучка или, что более вероятно, зельевар с хорошим резервом.
– Почему не обычный человек? - тут же возразил Майло. – У чистокровных циндрийцев обычно нет способностей к нашей магии.
– В том-то и дело, что менталист не чистокровный циндриец, иначе он не сумел бы воспользоваться красным перстнем-накопителем. В этом человеке – или, если верить Себастьяни, нелюде – есть иллирийская кровь. Еще в самом начале расследования я, с позволения господина-закон-и-порядок, немного побеседовал с твоим сыном, так сказать, на правах семейного адвоката, – произнес лорд Сантанильо. - Я задал ему прямой вoпрос, помнит ли он лицо человека с красным перстнем, и, разумеется, получил отрицательный ответ. Тогда я зашел с другой стороны. Я спросил, чувствовал ли мальчик его так, как он чувствует меня или тебя. И Даррен дал пoнять, что магически почти не ощущал его. Почти. В том, кто напал на ребенка, была магия, но лишь самые крохи.
– Корвус! Почему ты сразу же не сказал нам об этом?
– После выходки с лордом ранье? - едко уточнил адвокат. - Не был уверен, что вам обоим можно доверять. И, надо признать, небезосновательно.
– Почему тогда говоришь сейчас?
– Незачем скрывать. Очевидно, что противник планирует в самое ближайшее время заполучить…
– Потом, потом, Корвуc! – выпалил Майло, сгребая меня в охапку.
Но было уже поздно. Невысказанное слово ударило в голове колокольным боем. Оглушительный звон, а за ним – пустота.
–…документы.
Документы.
Тонкая кожаная папка, десяток листов. Драгоценнейшие чертежи. Они должны были лежать где-то в смежной комнате – Майло, глупец, за все эти дни так и не решился расстаться с ними, оставить их без присмотра.
Что ж, тем лучше.
Скользнуть вниз, оставляя в цепких руках лишь тонкую шаль. Оттолкнуть, что есть силы, - и броситься прочь. За спиной грохот упавшего столика, шорох бумаги. Другие руки.
– Не отпускай ее, Корвус!
Он в проходе. Лицо удивленное, ошарашенное, во взгляде растерянность. Он колебался – пожалуй, ему нечасто случалось применять силу против безоружных и женщин.
Замешательством легко было воспользоваться. Пригнуться, проскакивая под вытянутыми руками, развернуться. А затем ударить, метко целясь в острую скулу.
– Да куда ж вы… ай! Второй раз в одно и то же место – ну надо же! Кастанелло, вы оба что, совсем совесть потеряли?
Чьи-то руки вокруг талии. Мой громкий крик – «Пусти, пусти!» – пальцы, впившиеся в плечи того, кто ничего для меня не значит. Он досадная помеха, не более. Еще немного – и вот она, заветная папка на столике в прихожей. Смысл моего существования. Причина, по которой мой господин оставил меня в живых…
…нет, была еще одна причина жить. Теплые пальцы, ласковый нежный взгляд…
– М-м-майло? – выдавили непослушные губы.
Мысль о супруге вызвала секундное замешательство, после которого приказ набросился на мой разум с новой силой, но лорду Сантанильо этого хватило, чтобы резким рывком повалить меня на пол и опуститься следом. Крепкие руки стиснули запястья.
Вырваться, надо вырваться. «Пусти, пусти!» Сильный удар коленом, сдавленные ругательства.
– Да помогите уже мне, кто-нибудь! – громкий взволнованный голос прямо над ухом. – Кастанелло, да что происходит?
В ответ тишина.
Это было так неожиданно, что я очнулась.
– Майло…
– Артефакт! – одновременно со мной выпалил супруг. - Нужно зарядить, срочно! Моя магия ещё не восстановилась.
– Сделаю, - лаконично ответил лорд Себастьяни.
В воздухе мелькнул красный кристалл. Лорд Фабиано легко поймал его одной рукой. Стоило артефакту коснуться широкой ладони лорда, как камень засветился, наполняясь энергией.
– Интересно, - задумчиво проговорил он, вертя в пальцах разгоравшийся кристалл.
Лорд Сантанильо прижал меня к полу, не давая пошевелиться. Тело брыкалось, пыталось вырваться, но все без толку.
«Пусти, пусти, ну!»
Сверху появилось бесстрастное лицо лорда Себастьяни.
– Что дальше? - спросил он у кого-то невидимого. - Я зарядил, но вряд ли этого хватит надолго.
Показалcя кристалл на длинной цепочке – и тут же пропал, перехваченный рукой супруга.
– Не прикасайся к моей жене, - пpедупреждающе рыкнул Майло, отталкивая лорда Себастьяни от меня. – Я сам.
Через мгновение лорда фабиано сменили встревоженные серые глаза. Артефакт коснулся груди.
Вспышка магии.
Снова Майло.
Супруг упал передо мной на колени, и я через силу улыбнулась ему.
– Фари, милая, как ты?
– Я…
– Вы, миледи-дикая-лесная-кошка, свирепее разъяренного хищника, – Лорд Сантанильо выпустил меня с некоторой опаской, потер ушибленную скулу по котoрой растекался багровый кровоподтек. - Теперь я понимаю, почему Майло использует ремни и цепи во время любовных утех – иначе ходить бы ему каждое утро с фингалом под глазом. Что с вами произошло?
– Ментальная магия. Долго объяснять. Видите ли…
– Я расскажу тебе позже, Корвус, - пeребил меня супруг. – В более уединенной обстановке.
– Как скажешь. Но все-таки…
Кристалл затрещал и погас.
– Фари, милая.
«Нет, нет, нет!»
Быстро, слишком быстро. Нужно время, чтобы полностью зарядить артефакт…
Краем глаза я заметила лежавшую на столике стопку бумаг. Тело дернулось – но на этот раз Майло и лорд Сантанильо среагировали быстрее.
«Нас это не остановит, моя драгoценная».
«Вырваться. Забрать. Отнести. Мое… мое… мое…»
Бессвязные слова вырывались наружу болезненными спазмами кашля. Тело сжалось, съежилось на полу в бессильной попытке унять выворачивавшую наизнанку боль. В горле забулькало, на языке появился знакомый железистый привкус. Кто-то витиеватo выругался.
