Она тоже погасла и опустила руки. Ответила, что будет ждать, и медленно пошла по укатанной тропинке обратно. Генерал отсчитал пятьдесят шагов и повесил на ухо гарнитуру.
- Рэм, у тебя рядовой в охране служит. Амадей.
- Так точно, - отозвался капитан.
- Чтобы духу его в горах не было.
Каких только кар не придумала генеральская фантазия. Дальний гарнизон на севере, планетоид на окраине галактики, самый жаркий военный конфликт, но совесть грызла. Мальчишка жил в неведении до сих пор, и обвинить его было не в чем. Поэтому только так.
- Из особняка его тоже убрать, Ваше Превосходство? - уточнил Рэм.
- Нет. Пока нет. Пусть на глазах у тебя будет.
- Есть, - ответил капитан.
Догадался, в чем дело или нет - не важно. Рэм не задавал лишних вопросов, не обсуждал приказы и не трепал языком личную жизнь генерала. Идеальный телохранитель.
***
Куна прощалась с генералом в коридоре на первом этаже. Охранники давно сидели в вездеходе, Рэм ждал снаружи, а матушка ушла в спальню. Дом затихал медленно, суета еще перекатывалась по комнатам, как круги по воде от брошенного камня. Остывала плита на кухне, аромат жареных лепешек выветривался сквозь щели в окнах и таял снег на половике в прихожей.
- Я постараюсь прилететь к родам, - вполголоса обещал Наилий, медленно застегивая рукава куртки, - давно мы с Марком совместных учений не устраивали. Встану лагерем чуть выше Нарта, а ночевать буду здесь.
- Конечно, прилетай. Но если не выйдет, не расстраивайся. Дарион сам не знает, когда захочет родиться, а учения всего на три или пять дней.
- Я могу растянуть до десяти, - возразил генерал и поправил черную вязаную шапку. Вспотел, наверное, стоять полностью одетым в теплом доме, но никак не хотел уходить. Куне казалось, что он её бросает. Не на месяц, что проживет в Равэнне, а навсегда. Именно сейчас после двух неловких дней вместе, не случившегося поцелуя на тропинке к аэродрому и тяжелого молчания вместо теплых слов. Их любовь так и не сложилась, а теперь даже её осколки потерялись. Стояли рядом и оба понимали, что нечего сказать друг другу.
- Я справлюсь здесь одна, - в который раз повторила Куна. - Улетай, не волнуйся за нас.
Генерал не ответил. Взял её за руку и простился поцелуем вежливости. Тихо и церемонно. Как подобает расставаться офицеру с прекрасной дариссой. А потом дверь хлопнула за его спиной, просыпав на половик несколько снежинок.
- Я все равно буду ждать, - упрямо прошептала Куна и погладила круглый живот. - Мы будем ждать.
По лестнице в спальню поднималась медленно, слушая, как скрипят ступени. Тяжелая стала, неповоротливая. Будто, на самом деле, в два раза больше, чем была.
- Все уехали? - негромко спросила Аттия, сидя в кресле с вязанием.
- Да, матушка.
- Одни мы с тобой остались. Ну, ничего, нам не привыкать. Мужчины воюют, женщины ждут.
Аттия бормотала под нос древние истины, словно сказку на ночь рассказывала. Спицы блестели в тонких пальцах, а Куна смотрела на белую наволочку подушки. Цветок растворялся в ней, и только зеленый стебель рисовал его очертания.
- Откуда здесь первоцвет?
- Не знаю, девочка моя, - пожала плечами Аттия, - я пришла, а он лежит. Свежий, красивый. Только что сорвали.
Куна села на кровать и осторожно потянулась к цветку. Прохладные лепестки ласкали пальцы, но аромат первоцвета она уловила только, когда поднесла к лицу. Дивный, ни на что не похожий. Маленькое чудо, а не подарок.
Боль от расставания с генералом отступала. Улыбка робко подрагивала на губах. Куна держала первоцвет, как сокровище, и не могла налюбоваться. Умел Наилий молча дарить радость.
- Жаль, уже не поблагодарю, - смущенно выдохнула Куна, - улетел мой мужчина и ничего не сказал.
- Он никогда не говорит, - улыбнулась Аттия, - не дарит цветов и не пишет мелом на тротуаре под окном. Мастер палками из него эту дурь выколачивал. «Мужчина-воин живет долгом и честью, ни одной слабости себе не позволяя». А Наилий ему верил. Послушным был учеником, старательным. Так с женщинами разговаривать и не научился. Стороной всех обходил.
Матушка отложила вязание и пересела на кровать к Куне. Цветок не тронула, коснулась запястья.
- Он по-другому любовь выражает. Переживает, где ты будешь жить, что ела сегодня, хватает ли теплых вещей на зиму. Ему важнее принести корзину фруктов, чем лишний раз позвонить. - Аттия отдернула руку и спрятала её в широких складках подола платья. - И уж точно, увидев первоцвет под снегом, Наилий бы не догадался тайком принести его в спальню.
Куна положила цветок на покрывало и замерла. А ведь правда, генерал ни разу не дарил ей цветов. Даже когда ухаживал. Откуда тогда первоцвет?
И ушли они из спальни на прогулку вместе, а когда вернулись, генерал все время рядом стоял. Он просто не мог сам положить цветок на подушку.
- Может, приказал кому-нибудь? - хмуро спросила Куна и тут же сама не поверила.
- Нет, - качнула головой Аттия. - Это не он.
В комнате потемнело от закрывших светило облаков. Подарок превратился в загадку без ответа. Амадей? Нет, она себя обманывает. Увязла в грезах, как в болоте, и любой шорох слышится признанием в любви. Так просто не бывает. Голодный счастлив глотком воды, слепой рад каждой тени, а она готова цветок принять за вечную любовь. Да сколько можно?
- Даже если его подарил другой, это ничего не меняет, - твердо сказала Куна. - Я жду ребенка генерала и останусь с ним, чтобы не случилось. Все цветы планеты не заставят меня передумать.
- Ох, девочка моя, жизнь, как река, несет не глядя, а берега то крутые, то пологие, - вздохнула матушка. - Может ты полюбишь другого, а может Наилий захочет расстаться.
Куна ссутулилась, чувствуя, как от разговора холодеет в груди. Мужчинам нужна близость гораздо больше, чем женщинам. Мать рассказывала, Регина подтвердила. Наилий даже в ссоре не уходил из спальни, его беременность не остановила. Три месяца воевал на другой планете, соскучился, а Куна поцеловать отказалась. Вернется в Равэнну, а там весна. Город цветет, дариссы порхают красивыми бабочками и тоже хотят счастья. Приласкает такая, затянет в объятия и забудет Наилий, кого назвал своей.
- Мне будет больно, если он уйдет, - призналась Куна, - но сама я так не поступлю. Сколько семей погубили случайные чувства? Много, я знаю. Жила бы сейчас с отцом и матерью, не посмотри она тогда на приезжего офицера. Любовь у них вспыхнула. Мать думала, что навсегда. Про дом забыла, меня совсем крошку оставила Грации и упорхнула с офицером на юг. Кончился у него отпуск, вернулся на службу, и мать обратно с чемоданом и разбитым сердцем в барак. А там отец. Уж как она клялась, что других ошибок не будет, умоляла, на коленях ползала, да как простить? Предала, обманула.
