Достаю из шкафа одеяло и стелю на пол.
- Ложись. Я сейчас добавлю анальгетика.
- Мне лететь надо, - говорит еще тише. Силы даже у него не бесконечны.
- Никаких полетов. Три дня стационара, минимум.
Заставляю лечь, сворачивая одеяло под шеей, чтобы было удобнее. Шаг до стеклянного стеллажа с медикаментами. Две дозы ему хватит.
- Марк катер за мной отправил, - шепчет генерал, пока я заряжаю пистолет и беру салфетку с антисептиком, - пилот уже на аэродроме должен быть, а я здесь. Куда комбинезон мой спрятал?
- В бездну, Наилий! - срываюсь голосом, но укол ставлю спокойно. - Пока я данные с капсулы не посмотрю, ты не куда не полетишь.
- Так смотри быстрее, - выцеживает генерал, порывается встать, но кладет голову обратно на одеяло. Скакать ему по комнате с сотрясением вздумалось, кхантор бэй! Пока анальгетик растекается по венам, прогоняя боль из ушибленной головы Наилия, я снимаю диагностические данные с капсулы. Сотрясение часто маскирует более серьезные травмы головы, но сейчас ничего нет.
- Все показатели в норме, - рассказываю ему, - покой, продолжительный сон и все пройдет.
- Одежду верни.
Молчу, чтобы снова не сорваться. Если Наилий что-то решил - не свернешь. Не дойдет сам, так доползет. Снимаю со шкафа контейнер с формой, личными вещами, оружием и отдаю ему.
- Таблеток я тебе насыпал. В пятом кармане, как обычно. Схему приема на планшет отправил. Дай хоть гематому обработаю еще раз.
- Обойдусь, - ворчит генерал и со второй попытки садится на полу. Шатает его, но он терпит. Эта дурость родом из горных интернатов изрядно действует на нервы. Клещами иной раз приходится тянуть, что болит и где. Сам не спешит рассказывать.
- Забрал Поэтессу? - спрашивает он, надевая рубашку.
Теперь меня дергает всерьез. Это как ткнуть пальцем в свежую рану.
- Где я её должен прятать? - взвиваюсь, не замечая, как морщится генерал от моего громкого голоса. Встает на ноги и застегивает молнию комбинезона до горла. Качается, хватаясь за стеклянный борт медкапсулы, но отвечает твердо.
- У себя.
Раздражение выливается в скачок артериального давления. Жарко становится и лицо вспыхивает. Не надо смотреть в зеркало и так знаю, что красный сейчас как собственный автомобиль и несет меня с бешеной скоростью, не смотря на запрещающие знаки.
- Мой дом не гостиница для психов!
Наилий берет из контейнера посох и не доносит до крепления на ремне, так и стоит с ним, положив большой палец на кнопку активации боевого положения. Снова качается, наклонив голову и свирепо уставившись на меня.
- С каких пор тебя пугают диагнозы? - выцеживает он, - Поживешь с мудрецом несколько дней, ничего страшного с тобой не случится.
Заканчивает тихо, борясь со слабостью и мой запал проходит. Сажусь на стул рядом с капсулой и тру большим пальцем висок. Столько раз обсуждали и опять говорить? Не хочу, надоело, но попытаться объяснить нужно.
- Да пойми ты, Наилий, ни одна женщина меня не выдержит. Я или на дежурстве или сплю после дежурства уставший и предельно злой. А женщинам внимание нужно. Разговоры, прогулки...
- Вот и не дежурь так часто, - спокойно отвечает генерал, - тебе помощников прислать? Так я позвоню Марку, организуем обмен опытом.
- Не надо, - качаю головой, - сам разберусь.
Камень на шею вешаю, знаю. Страшно даже не пустить к себе, а отпустить потом, когда предателя найдут и мудрецы вернутся в центр.
- Хватит уже одному, - мягко говорит Наилий. Когда успел подойти так близко, что руку на плечо положил? - Столько циклов прошло, а ты до сих пор от каждой шарахаешься.
Воспоминание режет на живую по натянутым нервам, снова взвиваюсь.
- А ты мою личную жизнь решил устроить? Это истинная причина?
- Нет, - холодно возражает генерал, - мне нужно спрятать мудреца. Если ты не забыл, на твоего командира совершено покушение. Где-то среди моих офицеров предатель и возможно не один. Так уж вышло, что без вопросов и подозрений я верю очень не многим цзы'дарийцам. Поможешь мне?
Что еще я могу ответить? Не раздумывая и не ставя условий, забывая свои вопросы и проблемы.
- Да.
- Спасибо, Публий.
Наилий кивает на прощание и уходит из капсульной. Уже твердой походкой с прямой спиной и высоко поднятой головой. Генерал не имеет права болеть. Понимаю, не спорю, но лечить его как-то нужно. Открываю планшет и ставлю напоминание себе позвонить ему и напомнить о таблетках. Капсулу в спящий режим, инъекционный пистолет и одеяло на место. Смотрю на часы и срываюсь на выход. Поэтесса должно быть уже извелась ожиданием. Привез и бросил, ничего не объяснив. Действительно, категорически неучтив с женщинами.
Публий и Поэтесса - Глава 3 - Под крышей медицинского центра
Аскетичный у Публия Назо кабинет. Лишенный излишеств настолько, насколько это вообще возможно при высокой должности. У главного врача закрытого медицинского центра кабинет в три раза больше, а здесь полупустая комната с окном от пола до потолка, мебель квадратная, простая и как мне думается недорогая. Единственное кресло не обито тончайшей кожей красного оттенка, пол не застелен шкурами диких животных, а стены не увешаны многочисленными наградами и письменными эквивалентами признания заслуг. Будто не капитан вовсе, а санитар обычный.
Осторожно сажусь на край стула для посетителей и расслабляюсь, закрыв глаза. Мудрецов-двоек сейчас всех куда-нибудь спрячут, волнительно за каждого, но особенно за Мотылька с Создателем. Первую генерал закроет так, что никто не найдет, а второй сам в какую-нибудь историю влезет. Слишком долго сидел взаперти и копил злобу на весь мир. Должно это во что-нибудь вылиться. Не верю я аскетам. Они только внешне сдержанны и строги, а внутрь заглядывать страшно. И не важно, что сверху вместо оболочки - белая больничная форма или черный военный комбинезон.
Какие демоны терзают капитана Назо? Не учтив он с женщинами, от обращения дарисса его тошнит. Кто же его так сильно обидел, что теперь каждая в чем-то да виновата? Портрет обидчицы легко можно составить из маленьких деталей, которые в других женщинах раздражают сильнее всего. Мне запретил головой вертеть - вот и первая черта. Любопытна была злодейка, и по-детски восторженна. Циклов двадцать, не больше, как Мотыльку. Тянет всех после пятидесятого цикла на молоденьких, чистых и не испорченных. А в том, что капитану больше сорока я не сомневаюсь. Всегда чувствую возраст по тому, как держится и разговаривает. Не мальчишка с гонором, знает себе цену.
Ну вот, разложила уже, препарировала, нафантазировала, а заодно определениями наградила. Плохо, стыдно, надо прекращать.
Долго сижу, уже спина затекает, в голове туман вместо мыслей и противно тянет затылок. Шепчу про себя, уговариваю, чтобы потерпело, только не сейчас, не здесь, капитан скоро вернется, а я окаменевшая с пустым взглядом и приоткрытым ртом. Но когда с моим мнением считались? Предсказание накатывает волной прибоя, принося с собой удары боли, длинными спицами вонзающиеся в затылок и откатывается, оставляя онемевшие пальцы. Тошнит сильно, в глазах мельтешат обрывки картинок, будто ворох журнальных вырезок, от оглушительного шелеста которых хочется выть. Слепну и глохну, растворяясь в хаосе. Ищу там себя и собираю по частям. Прижимаю к груди полные руки слов и вскакиваю скорее записать, пока не потерялось.
