Знаю, что раздавать советы — гиблое дело, особенно когда в них так отчаянно не нуждаются. Я не хотела советовать, но почему-то посчитала себя обязанной подкинуть пищу для размышлений, и пусть она потом с этой пищей делает что вздумается. Села напротив и кивнула, обозначая желание поговорить.
— Вера, а Герман хоть раз тебя поцеловал?
Я знала ответ на этот вопрос. Если бы случилось — об этом все бы узнали. Уже, наверное, и тетя Римма бы в курсе была. И Галина с Кариной Петровной. Вера смутилась:
— Как будто это какой-то критерий! И далеко не все парни спешат с такими вещами.
— Не все, — тихо согласилась я. — Вера, а как ты думаешь, Герман из тех парней, кто не спешит с такими вещами?
Она вскочила на ноги — разозлилась. Видимо, пища все-таки куда-то попала. Но она искала врага не в том месте:
— Ульяна, в тебе столько злости, что я просто поражаюсь! Неужели нельзя просто порадоваться? Или что, ты единственная, кто может быть счастливой?
— Я радуюсь, — монотонно ответила я, осознавая тщетность дальнейших попыток.
Но она не унималась. Зачем-то открыла дверь — наверное, хотела уйти. Но там натолкнулась на Кешу и обрадовалась, втаскивая и его в комнату.
— Вот, нужен третий голос! — оповестила она. — А Кеша как раз самый здравомыслящий человек!
С этим я спорить не стала. Без единой рациональной причины я почему-то тоже считала его здравомыслящим. Быть может, потому что он мало говорил, — признак мудрости. В его случае — торчковости, но других мудрецов под рукой все равно не оказалось. Парень стоял возле открытой двери и будто боялся пройти в комнату, наблюдая за беснующейся Верочкой. Выслушал ее, все так же молча.
— Вот ты как думаешь, если парню нравится девушка, то он всегда сразу лезет целоваться? Вопрос абстрактный!
Он подумал немного, задрав глаза к потолку.
— Нет, конечно, не всегда. А, ты о Германе? Ну, тогда…
— Абстрактный вопрос! — с угрозой перебила она.
Кеша, наверное, все-таки оказался мудрецом — потому что явно понял, какой именно ответ она хочет услышать, но делал вид, что не понимал. Почему я так не догадалась поступить? Верочка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и кусала губы, а Кеша превзошел сам себя — миновало уже минут пять, он все держался и задумчиво посматривал то в потолок, то в стену, правдоподобно изображая крайнюю степень задумчивости.
А потом, когда сзади послышались шаги и голоса, додумался и резко развернулся.
— Вот у профессионала сейчас и спросим! Герман!
Вера тихо простонала, а небольшая комнатка впустила в себя еще посетителей — с Германом пришел и Юра. За ними нарисовался Мишель, тоже сразу втекая внутрь. Я лишь порадовалась, что даже живя одна, не имею привычки развешивать лифчики на стульях.
Юра улыбнулся мне и упал рядом на кровать, наклонился, чтобы спросить на ухо:
— Мы теперь у тебя в комнате собираемся? Ничего себе прогресс.
Я не ответила, мне было интересно, что будет дальше. Кеша просто передал плохие карты другому игроку, чтобы не отвечать самому:
— Герман! У нас тут философский спор назрел! — и дословно повторил вопрос Верочки.
Все еще можно было перевернуть в шутку, но Вера непредусмотрительно начала краснеть. У Германа миллион недостатков, но тугодумие в их число не входит. Ему хватило секунды и двух взглядов — на Верочку и на меня, словно он точно угадал, кто вообще эту тему для философского спора подкинул. Сдержал улыбку, нацепил на лицо серьезность и заявил:
— Так по-всякому бывает. Юрка вон долго не ждал, Ангелина на весь коридор то ли восхищалась, то ли возмущалась. Но не все такие шустрые.
И замолчал. Как и все, явно ожидавшие от него большей конкретики. Герман почесал пальцем макушку, улавливая общее давление, и понял, что сейчас кто-нибудь не выдержит и спросит голосом Мишеля «А ты?», потому и не стал тянуть:
— Но вот у меня ситуация другая. У меня фобия!
— Чего?! — протянул Мишель. — То есть когда мы на прошлой неделе в клуб на ночь гоняли…
— Того! — Герман осек и к нему даже не повернулся. — И не смейтесь! Меня как-то насильно одна дама поцеловала, кое-как отбился. И с тех пор я прямо боюсь — как вижу чьи-то губы в десяти сантиметрах, тошнота накатывает, трясучка. Мне надо настроиться, так сказать, привыкнуть к человеку. К психологу идти не хочу, потому что сам до конца не верю, что такая фигня случилась именно со мной! Ведь такая фигня случается всегда с другими!
Мишель рассмеялся первым, да и остальные присутствующие поняли, что просто отшутился. Юра вообще отмахнулся — дескать, чего вы еще от этого балабола ждали? Только я напряглась, ощущая закипавшую ярость:
— Ну все, пофилософствовали и будет! Не смею больше задерживать!
— С чего вдруг? — сказал Герман и нагло уселся на единственный стул.
Мишель тоже сразу пристроился на край кровати. Пододвинулся, давая место Кеше, а затем и Верочке. И начали как ни в чем не бывало обсуждать прошедший день, как всегда это делали. В принципе, ничего особенного, за исключением того, что раньше они никогда не вламывались именно ко мне. Через пятнадцать минут подошли и близняшки с Кристиной, тоже прикинувшись, что ничего странного не происходит.
На ужин сразу всей толпой и пошли. Герман зачем-то в свою комнату решил зайти, потому я махнула рукой Юре, чтобы не ждал, и тоже подотстала.
Когда Герман меня догнал, сказала без обиняков:
— Знаю, что ты просто пытаешься меня достать. И ты злее, чем все твои подхалимы, потому что не стесняешься бить по самому больному.
— Ты глаза мне сейчас на меня открыла, — ответил он тихо, чтобы плетущийся впереди Кеша не расслышал. — Зато хоть признала вслух, что место больное. Зови меня доктором.
Я шутку проигнорировала:
— Ну ладно я, это хотя бы объяснимо. Но зачем ты над Верой издеваешься?
Он даже отпираться не стал:
— Потому что она очень смешно меня обожает. Это приятно. Вот бы и тебе когда-нибудь это узнать.
— Ты за меня не волнуйся. Желаю тебе когда-нибудь оказаться на ее месте!
Он деланно округлил глаза и завопил:
— Ведьма! Ты меня прокляла? Что же теперь будет? — и, смеясь, зашагал вперед.
Сволочь. Он просто хладнокровная сволочь. Сообразительный, шустрый, легко перестраивающийся, умеющий быть хорошим другом для избранных, но какая же он сволочь. Уверена, что когда это лето закончится, я не буду жалеть — хотя бы потому, что опять буду видеть его в институте издали и не чаще раза в месяц.
Глава 17
Потанцуем
Мы снова ездили с Юрой в кино. Но фильм и близко не оказался таким интересным, как его рассказ о том, как он еще в восьмом классе выиграл общегородской конкурс статей на социальные темы и тогда впервые заявил родителям, что хотел бы стать журналистом. И как после этого его «поздравляли» родители, которые даже в школу явились и устроили там скандал, почему это их Юра участвовал в этом конкурсе, а не в олимпиаде по математике. За лицом симпатичного парня я все больше видела очень сильного человека, который научился относиться ко всему на свете со спокойствием тибетского монаха. Сам Юра эту заслугу за собой не признавал, что делало его еще лучше в моих глазах.