Отметим, что именно возможность получения такой доли от эмиссии и стала главным привлекательным фактором для элит многих стран по вхождению в долларовую зону. Именно за счет распределения этих эмиссионных долларов и появились миллиардеры во всех странах Восточной Европы и бывшего СССР – другого источника просто не было. И, кстати, отсюда сразу следует, что рассчитывать на то, что эти люди вдруг станут патриотами своих стран, достаточно наивно – поскольку в рамках получения своей доли от эмиссии они взяли на себя серьезные обязательства (широкой публике, разумеется, неизвестные). Многие искренне не понимают, почему руководство Евросоюза столь пошло лежит под США. А ответ очевиден, он как раз в том, как была поделена собственность (и создана ее капитализация) в рамках Бреттон-Вудской системы и как она поддерживается за счет эмиссионных механизмов и контроля за капитализацией этих активов.
Это, конечно, очень увлекательная тема, но она все-таки не совсем макроэкономическая, и поэтому ее я в этой книге обсуждать не буду. Для нас принципиально другое обстоятельство: в результате расширения долларовой зоны в ней все время образуется избыток эмиссионных долларов, которые в процессе легализации в экономической системе создают эмиссионный доход. Суть его в том, что попытка проследить возникновение этого дохода за счет поворота финансовых потоков назад, в прошлое, ни к чему не приведет, – он получился не в результате чьей-то хозяйственной деятельности, а в результате денежной (долларовой) эмиссии. Причем, в отличие от нормальных колебаний денежной массы, которые приводят как к появлению, так и к уменьшению объема денег, здесь имеет место постоянный и, как будет видно в дальнейшем, немаленький поток.
Я специально не проводил исследований по величине этой прибыли. Задача это сложная, поскольку нужно научиться отделять денежную эмиссию от кредитной (связанной с деятельностью банков по мультипликации наличных денег) и четко определить переход капитала в доход всей экономической системы.
Ни та, ни другая задача не имеют общепринятой методики расчета, и любые попытки предложить такие методики и сделать на их основании выводы будут крайне уязвимы для критики, в том числе носящей далеко не конструктивный характер. Кроме того, ФРС никогда не давала в публичное поле реальной информации об объемах долларовой массы за пределами США. Но, с точки зрения общеэкономических рассуждений, вывод тут совсем простой и однозначный – в экономической системе все время появлялся дополнительный доход.
Впрочем, один пример, который показывает не только масштаб явления, но и сложность с его оценкой, привести можно. Дело в том, что любая мощная институциональная структура (в нашем случае система транснациональных банков, созданная для обслуживания международного долларового оборота), довольно быстро включает любой постоянный доход во внутреннюю структуру. Или, точнее, формирует под него соответствующую внутреннюю инфраструктуру. По этой причине исчезновение такого источника ведет к тому, что эта институциональная структура начинает требовать альтернативные и сравнимые по порядку источники дохода. И чем больше был этот доход, чем мощнее была создана инфраструктура, тем сложнее ее ликвидировать, тем более сложную задачу поиска новых источников дохода приходится искать, в случае, если оскудеют старые.
После кризиса доткомов в 2000 г. и повторного обвала биржи в сентябре 2001 г., которые, в общем, оформили закрытие процесса появления в (уже) мировой экономической системе новых материальных активов, главным источником таковых стал будущий частный спрос. Именно он, кстати, позволил увеличить стоимость недвижимости в США и обеспечил пузырь, который рухнул в 2007-2008 гг. Оформлялся этот спрос в росте долга американских домохозяйств, который набирал 10 % в год и непосредственно перед кризисом 2008 г. увеличился примерно на 1,5 трлн долларов за год, что, к слову, превышало 10 % ВВП США на тот момент. Фактически это означает, что домохозяйства тратили на свои расходы существенно больше, чем могли себе позволить в соответствии с реально получаемыми доходами. Как будет видно ниже, картина во всей своей полноте еще интереснее, но, с точки зрения поставленного вопроса, мы получаем вполне адекватную картину, рост объема частного долга (т. е. активов банков) на 10 % от его общего объема. Или постоянное превышение расходов домохозяйств (к началу кризиса – на 1,5 трлн долларов) сверх нормальных каждый год (рис. 21).
Рис. 21. Рост долгов домохозяйств (потребительский кредит и ипотека) (потребительский кредит: https://fred.stlouisfed.org/series/HCCSDODNS; ипотека: https://fred.stlouisfed.org/series/HHMSDODNS)
При этом денежной эмиссии вообще практически не происходило, денежная база в США почти все 2000-е была меньше триллионов долларов (800 млрд на момент начала кризиса в 2008 г.), весь оборот новых активов (долгов домохозяйств) обеспечивался за счет кредитной эмиссии, кредитный мультипликатор вырос до 17 (рис. 22).
Разумеется, это ничего не говорит о количестве долларов, которые были эмитированы для вывоза за пределы США, но можно предположить, что и этот объем был не очень велик (с учетом экономической ситуации эти деньги были бы быстро ввезены в США и там так или иначе себя бы обнаружили).
Рис. 22. Денежная база, М3 и кредитный мультипликатор. Относительные показатели, на 2008 г. – 100 %. (денежная база: https://fred.stlouisfed.org/series/BOGMBASE; агрегат М3: https://fred.stlouisfed.org/series/MABMM301USA189S)
Поскольку массовой денежной эмиссии не было, то масштаб роста денежной массы за счет роста долга и кредитной эмиссии как раз говорит о том, каких потенциальных масштабов может достигать соответствующий процесс. Разумеется, в 40-50-е годы он был меньше, с учетом меньшего объема экономики, однако относительная его величина (в 10 % от ВВП США) вполне может соответствовать реальности.
Возникает вопрос, а нельзя ли проблему эмиссионного дохода просто свести к проблеме превышения частного спроса над реально располагаемыми доходами домохозяйств. К сожалению, это не так. Поскольку эмиссионный доход поступает в экономику через банки, они имеют достаточно много дополнительных инструментов для его доведения до хозяйствующих субъектов. Это и сокращение ставки кредитования, и изменение условий выдачи кредитов, и регулирование доходности разного рода ценных бумаг, и оценка рисков, и рейтинги, и еще многое другое. Все это, формально, на объем расходов потребителей не влияет, однако масштаб цен затрагивает очень серьезно.
Таким образом, главный вывод, который можно сделать из вышесказанного: эмиссионный доход, достигавший последние десятилетия вполне приличных на общем экономическом фоне масштабов, больше в современной экономической системе не образуется. Но что это означает с точки зрения конкретного субъекта хозяйственной деятельности? Он находится в рамках сложных и длинных технологических цепочек, в которых перераспределяется доход, образующийся от продажи конечного продукта. Если эмиссионных денег в экономике становится меньше, то начинается конкуренция внутри технологической цепочки за перераспределение сокращающегося дохода.
