– Это ты меня оставь! – огрызаюсь и смотрю на осколки «сони» невидящим взглядом. – Простой уйди.
Артем долго топчется на месте, но потом тоже уходит. Я на автопилоте бреду за рюкзаком, ссыпаю туда все, что осталось от моей помощницы, а после в таком же состоянии тащусь на выход. Уже на улице понимаю, что нужно вызвать такси, но вспоминая слова Ника, вспоминаю и его самого. Поэтому вместо того, чтобы открыть Uber, набираю сообщение Омельчину:
«Забери меня отсюда. Пожалуйста»
И даже не удивляюсь тому, что он тут же меня перезванивает. Это именно то, что мне сейчас так необходимо.
– Где ты?
А когда Ник все-таки приезжает за мной, бросаюсь ему на шею и реву, как дурная. Будто при виде него во мне прорывает невидимую дамбу, и вода грозит захлестнуть всю округу. Плечи Омельчина каменеют, но лишь на миг, потом он сжимает меня в объятиях.
– Что случилось?
– Он повредил… повредил… – Я захлебываюсь рыданиями, и не могу произнести фразу до конца.
– Что повредил?
– К-к-кам-меру!
Я отрываюсь от Ника, чтобы показать ему поломанную «сони» в моем рюкзаке. Он смотрит на это все, коротко матерится и вдруг хватает меня в охапку, стискивает так, что, кажется, сейчас затрещат кости.
– Хорошо, что ты сама не повредилась, дурочка, – выдыхает мне в макушку.
– Сам д-д-дурак!
– Как это произошло?
– Влад, – произношу без запинки, и умоляю: – Забери меня домой!
Как ни странно, Ник больше не задает вопросов: он просто делает то, о чем я его попросила – отвозит меня к себе. Реветь я перестаю еще в машине, но ощущение такое, будто вместе со слезами из меня вымыло всю мою способность чувствовать. Потому что внутри пусто. Совсем.
Ник снова предлагает мне виски, но я отказываюсь. Не хочу пить. Я вообще ничего не хочу.
– Может, кофе? – спрашивает он, когда я собираюсь подняться в бильярдную.
– Нет, – качаю головой. – Спасибо за все, но я хочу побыть одной.
– Сначала расскажи, что произошло.
От одних только воспоминаний становится муторно и обидно, но я только шмыгаю носом и пожимаю плечами:
– Да нечего рассказывать. Влад выбил камеру из моих рук, она упала со второго этажа и разбилась вдребезги. Никто этого не видел…
– Никто?
– Видимо, все смотрели на подиум.
– А что ваш руководитель? Ты к нему обратилась?
– Сказал, чтобы решали свои дела не во время учебной практики. – Мой голос все-таки начинает подрагивать и приходится закусить губу, чтобы удержать эту дрожь. – Без камеры я не смогу продолжать учебу.
И работать тоже не смогу.
Не могу я без камеры.
Я глубоко вдыхаю и выдыхаю:
– Извини, но мне действительно нужно побыть одной.
Думаю, что не смогу уснуть, но вырубаюсь, как только возвращаюсь из ванной. Правда, меня всю ночь мучают кошмары, в которых раз за разом пытаюсь спасти свою «сони», выскальзывающую из пальцев, и в которых я возвращаюсь домой, потому что денег на новую камеру у меня нет. Просыпаться и вставать после такого совсем не хочется, но я открываю глаза и натыкаюсь взглядом на коробки, стоящие на бильярдном столе.
Моргаю спросонья, но коробки не исчезают. Тогда я в секунду слетаю с дивана и раскрываю коробки, чтобы убедиться, что это не чья-то шутка. Но нет! Внутри новенькая «сони» последней модели. Именно та, что мне нужно. Которую я себе хотела и о какой мечтала. А еще здесь объективы.
Сегодня точно не мой день рождения?!
Мне хочется смеяться и плакать одновременно, но я дрожащими пальцами осторожненько возвращаю камеру в коробку и, как есть босиком и в пижаме, спешу к Омельчину.
Он как раз в гостиной, работает на ноуте. Но при виде меня откидывается на спинку кресла и снимает очки.
– Откуда все это? – спрашиваю, сбегая по лестнице и останавливаясь перед его столом.
– Из магазина. Доставили полчаса назад.
Ник в своем репертуаре!
– В смысле, зачем? Они стоят целое состояние. У меня нет таких денег, по крайне мере, сейчас.
– Это подарок.
– Подарок стоимостью в целое состояние? Я не могу его принять. Он же стоит…
– Целое состояние, – перебивает меня он. – Ты уже это говорила.
– И скажу снова, – раздражаюсь я. – Ты не должен был!
– Мне захотелось.
– Я не приму!
Я чувствую себя по-дурацки. Потому что больше всего не свете хочу себе эту камеру. Но принять ее не могу – во мне просыпается гордость. Или совесть. Или мамино воспитание, чтоб его!
– Хорошо, – кивает Ник, возвращаясь к работе. – Тогда сложи все на свободную полку в бильярдной.
Я хмурюсь.
– Ты разве не будешь возвращать камеру и объективы в магазин?
– Нет.
Я раздумываю ровно секунду, а может долю секунды, и решаю, что «сони» в коробке – это просто противозаконно. А «сони» в коробке у меня на виду так совсем издевательство.
– Тогда я заберу ее!
– Другое дело, – улыбается Ник, и уголки моих губ тоже непроизвольно разъезжаются в стороны.
Я обхожу стол и забираюсь к нему на колени, целую так, что у самой начинает кружиться голова от недостатка кислорода и, кажется, от переизбытка счастья.
– Вау, – говорит он, когда я все-таки отстраняюсь. – За такой поцелуй и целого состояния не жалко.
– Вот значит как! – делано обижаюсь я, а потом, не выдерживая, смеюсь вместе с ним.
Счастье разливается во мне, расширяется и грозит смести все на своем пути, поэтому, прежде чем я зацелую Ника, шепчу:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – серьезно отвечает он. – Но и деньги у тебя тоже будут.
Мои брови взлетают вверх, а Ник тянется за смартфоном и открывает видео. Изображение черно-белое, но достаточно четкое. И пусть звука нет, я почти сразу узнаю себя и Влада на балконе. Я смотрю на себя как бы сверху и слева.
– Что это? – спрашиваю сиплым от волнения голосом и вздрагиваю, когда от быстрого движения блондина «сони» вылетает из моих рук. Видео обрывается, когда я срываюсь с места.
– Доказательство, с которым ты пойдешь в суд.
– Как ты… Откуда это у тебя?
– Клуб, в котором вчера был показ, принадлежит моему хорошему знакомому. Камеры все записывают, информация хранится сутки, поэтому мы быстро нашли то, что нужно.
Что?
Нет, не так. Что-что-что?!
– Если сломанный нос на него не сработал, но это сработает точно. – Во взгляде Омельчина сталь, даже у меня мурашки по коже. – Я перекину тебе видео.
