Теперь же, получив наконец возможность просто пить и есть, Исгерд была несказанно рада. Бросив пакетик в большую походную кружку — всем назло — она подошла к раскрытому окну, в которое врывался лёгкий ветерок.
И замерла, ощутив неприятное чувство дежавю. Фигура, закутанная в тёмный плед, стояла на веранде и смотрела на океан.
— Волфганг… — растерянно окликнула Исгерд, в тщетной надежде, что это всё-таки не он.
Стоявший вскинулся, снизу вверх вглядываясь в её окно.
— Скучаешь по нему? — спросил Ролан.
Исгерд повела плечом.
— Просто удивилась, что могла не расслышать, как он пришёл.
— Нет, это не он.
Оба замолкли.
Ролан снова смотрел на горизонт — туда, где за дымкой облаков проглядывало созвездие Аркана.
Исгерд смотрела на него.
Ветерок трепал чёрные волосы, и теперь, когда Ролан чуть повернулся, Исгерд видела его профиль — немного неправильный, с выступающими над впалыми щеками скулами и немного изогнутым носом.
Она вздохнула. Как было для Ролана — она не знала, а для неё самой это молчание стремительно становилось невыносимым.
— Тебе не холодно? — спросила Исгерд.
Ролан качнул головой.
— У меня плед.
— Скучаешь по дому?
Ролан снова запрокинул голову и взглянул на неё.
— Спускайся, поговорим. Не хочу кричать.
Исгерд кивнула и вместе с чашкой двинулась к лестнице на первый этаж.
Ролан ожидал её, примостившись на парапете террасы. Исгерд отметила про себя, что тот именно ждал, а не просто оставался наедине с самим собой.
— Ты не любишь говорить о семье, — продолжила Исгерд с того места, на котором прервался их разговор.
— Я думаю, все в Академии знают почему. И уж точно знаешь ты.
— Представления не имею.
Ролан прокашлялся и отвернулся.
— Тогда, может, и не стоит говорить, а? Пусть хоть кто-то ничего не обо мне знает.
Исгерд приподняла бровь, но Ролан не видел выражения лица. Тогда она пристроилась на парапет рядом с новым соседом и попыталась заглянуть ему в глаза.
— Тебе так же одиноко, как и мне, — сказала она.
Ролан вскинулся. Такого признания он не ожидал.
— У тебя же есть Волфганг, — зло усмехнулся он, — вы с ним не разлей вода.
— Ты прекрасно знаешь, что это не то, — Исгерд ощутимо помрачнела.
— Тогда почему не откажешься… от него?
— Потому, — Исгерд задумчиво отхлебнула из чашки глоток, выигрывая время и подбирая слова, — что я — взрослый человек и понимаю, что есть вещи, которые нужно делать независимо от того, хочешь ты этого или нет.
Ролан качнул головой.
— Не понимаю. Как можно заводить дружбу с тем, кого не хочешь видеть рядом с собой? Это подло, нет?
— А тебе не кажется, — Исгерд снова отодвинула чашку от губ и пристально посмотрела собеседнику в глаза, — что есть вещи куда более подлые и жестокие, чем наше «хочу»? Чем то, кого мы впускаем в ближний круг?
— Например?
— Например… — Исгерд задумалась, — например, последняя война обернулась десятками голодных миров. Множество людей потеряло семьи и кров. Просто потому, что двое благородных господ повздорили между собой.
— Не поэтому, — отрезал Ролан, — противоречия между Арканом и Логосом копились веками. Логос диктовал свою волю провинциям других миров.
— А… так ты, стало быть, одобряешь бунт?
— Я одобряю борьбу за свободу, — Ролан в ярости ударил по парапету кулаком. — Почему одни диктуют другим, как им жить?
— Потому что кто-то всегда диктует кому-то, так устроен мир.
— Отлично, тогда кто определяет, кто будет внизу, а кто вверху?
Исгерд пожала плечами и какое-то время смотрела в темноту.
— Ты, очевидно, считаешь, что определяет тот, кто сильней, — перешла она в контратаку.
— Нет.
— Да. Потому что считаешь, что прав тот, кто сможет отнять своё.
— У тебя есть другой вариант?
— Существует множество ответов на этот вопрос. Но если ты спросишь меня, я считаю, что правильный выбор тот — что сохраняет жизни и благополучие большего числа людей.
— Отлично, — снова недобрая улыбка заиграла у Ролана на губах, — а кто будет решать, что нужно для благополучия всех?
— Почему бы не тот, кто радеет за всех?
— Хельга Эклунд. Кто бы сомневался. Один человек.
— Я знаю её. И знаю, что интересы Гесории для неё прежде всего.
— А в чём интерес Гесории? Сохранить жизни как можно большему количеству людей? Плевать, что треть из них трудится на благо остальных на рудниках и плантациях?
— Тебе не кажется, — Исгерд тоже начинала одолевать злость, — что кто-то всегда будет трудиться на плантациях? Или ты предпочитаешь ходить пешком, не иметь кораблей и питаться ягодами и кореньями, которые можешь собрать?
Ролан промолчал.
— Это бесполезный спор, — после долгой паузы сказал он.
— Как знать, — Исгерд вздохнула, — и ты, и Волфганг однажды будете решать, какой станет Гесория через двадцать-тридцать лет. И было бы хорошо, если бы вы понимали, что за власть находится в ваших руках. Когда применять её, а когда — нет.
— Я понимаю.
Исгерд заметила, как по горлу Ролана метнулся кадык. — Если мне доведётся войти в Сенат, я не позволю Гесории жить так, как сейчас.
— Вот этого я и боюсь… — произнесла Исгерд, но так тихо, что Ролан уже не услышал её слов за шелестом прибоя.
Они постояли ещё. Несмотря на то, что слова Ролана не внушали оптимизма, Исгерд всё равно нравилось стоять рядом с ним.
Глава 7
— Господин князь, госпожа Консул, — Волфганг склонил голову, из-под приспущенных ресниц рассматривая двух собеседников.
Отец постарел за те три года, что Волфганг не видел его. Он оставался всё так же худощав и подтянут, с такой же прямой спиной, но Волфганг видел, что первая седина проглядывает в его коротко подстриженных волосах и густых аккуратных усах.
— Это он? — спросила Леди Консул и, не обращая внимания на лёгкое нарушение этикета, которое вполне могла позволить себе старшая в отношении младшего, перевела взгляд на гостя.
Леди Консул выглядела моложе отца. Это была женщина без возраста — невысокая и худощавая, куда ниже ростом, чем показывали в новостях, и не имевшая той яркой внешности, которая присуща детям великих домов. Увидел бы Волфганг её на улице — принял бы за чиновницу среднего звена, но никак не за ту, кто держит в кулаке Сенат.
