— Ничегошеньки, — Серафима Фёдоровна досадливо поморщилась. — Ольга ни слова больше не произнесла. Так и угасла в больнице за месяц.
У Мики затряслись руки.
— Ольга умерла?!
— Не выдержала бедняжка, зачахла, — пожилая соседка достала из кармана мятый платок и промокнула заслезившиеся глаза. — Я говорила, дело нечисто. Врачи на меня, как не ненормальную смотрели. Полицейские дело закрыли. Мол, рассудок женщина потеряла. Никто её не похищал. Сама ушла вместе с сыном.
— А мальчик?
Сердце Мики билось сильнее. Она не всё понимала в рассказе старушки. Осталось неясным, что именно закрыли поле… полу… в общем, мужчины со звёздами на плечах, вроде тех, что приезжали в торговый центр после несчастья со Светой. Но суть девочка уловила: Ольгу Дубину заколдовали до смерти, но никто ничего не заподозрил.
— Илюша теперь в приюте живёт, родственников-то не осталось, — Серафима Фёдоровна прикрыла глаза ладонью.
— Он говорил, где они с мамой были? — торопливо спросила девочка, испугавшись, что пожилая соседка разрыдается.
— Нет, не говорил, — та громко всхлипнула, но слёзы сдержала. — Илюша очень тихий стал. Рисовал много, пока его в больнице держали. Обследовали-обследовали, но ничего подозрительного не нашли, — бабушка примолкла, хмуро покосилась на стену, где раньше висела картина с тремя дамами. — Рисунки эти непростые были. Нечисть всякая: русалки, да кони с крыльями. А ещё он женщину рисовал. В костюме и с галстуком. Я бы внимания не обратила. Да только скоро столкнулась с такой в торговом центре. Глаза у неё жуткие. Неправильные.
Вздыхая и охая, Серафима Фёдоровна продолжила рассказ. Мика узнала, что полу… поле… полицайские не восприняли всерьез слова старушки. Поблагодарили за бдительность и отправили домой.
— Носатый сержант меня по плечу похлопал. Мол, так держать, бабка. А сам скривился. Видно, от шибко важных дел я его отвлекла.
Дальше люди начали исчезать по два-три раза в месяц. Но все они возвращались назад. Никто больше не болел, а, тем более, не умирал.
— Сказочки рассказывают! Про лотерею! — Серафима Фёдоровна потрясла кулаками. — Никто не замечает, что они одно и то же талдычат. Разве нормальные люди уезжают без предупреждения? В путешествие? Родне-то заранее о таком рассказывают. А если одинок человек, соседям ключи от квартиры оставляет. Чтоб цветочки полили и за имуществом приглядели.
— Думаете, с похищенными делают что-то ужасное? — по спине девочки прошёл неприятный холодок, словно рука колдуньи коснулась.
— Уверена! В первый раз с Олей Дубиной у них что-то не так пошло. Просчитались с опытами. Теперь приноровились. Не оставляют следов. Память жертвам подчищают.
Мика задумалась. В истории старушки всё получалось складно. И правдоподобно с колдовской точки зрения.
— А искры? — вспомнила она. — В магазине вы сказали, у директора в глазах желто-чёрные искры?
Девочка не решилась признаться, что тоже их видела. Вдруг старушка проговорится. Тогда Мику точно сочтут сумасшедшей.
— Были искры. Не только у директора вашего. Я желтые и чёрные всполохи у похитительницы видела. И ещё у одного человека. Соседа моего за стенкой — Павла Юрьевича Коновалова. Он умер два месяца назад. Хороший человек был. Умный, порядочный. Да только последний год с головой у него плохо стало. Путался, всё забывал. Однажды заполыхало в глазах. Я тогда решила — игра света.
— Как он умер? — Мика напряглась. Неужели, ещё одна жертва колдуньи?
— Болезнь сердца, — успокоила пожилая соседка. — Дети его мне на память картину подарили с тремя дамами в пышных нарядах. Только странная она оказалась. Я её выбросила. У Павла Юрьевича была и другая работа того же художника. С замком-кораблём в море. Куда делась, не знаю.
Мика с трудом сдержала изумленный возглас.
Ну и дела! Значит, до торгового центра вторая картина висела в квартире друга Серафимы Фёдоровны. Переместили её после смерти Павла Юрьевича. Он умер два месяца назад. Но жители Цветочной улицы пропадают уже год. Примерно тогда же Коновалов начал вести себя странно.
Тут было над чем подумать.
— Что примолкла? — спросила старушка. — Напугала я тебя?
— Нет, — соврала Мика.
— Ты поаккуратнее на работе своей, — посоветовала Серафима Федоровна. — Похитительница эта по этажам разгуливает, как дома у себя. Новые жертвы выбирает. Детей после Илюши ни разу не трогала, но вдруг передумает.
Глава 14
Полет в пучину
Ночью Вика не сомкнула глаз. Думала о матери, оказавшейся монстром. Мика права: Доминика не заслуживала ни дочерней любви, ни толстой стопки писем, перевязанных лентой. Но Вике вечером не хватило духа написать сестре. Неприятное признание она оставила на утро, когда первый шок пройдёт.
Тревожил мысли и магистр Томас. Он слышал слова Доминики, но не захотел объясниться. Кинулся из крохотной спаленки наутёк, будто Вика превратилась в лесное мохнатое чудище с кривыми рожками вместо волос. Неужели, правда? Лучший друг подвёл отца? Верилось с трудом. Вика помнила, с какой тоской Томас Франк взирал на портрет Николаса. Однако его нынешнее бегство выглядело подозрительным.
Увы, утром стало не до писем. Едва Вика умылась, в комнату заявилась леди мегера. Дурное настроение гувернантки усугубляла предстоящая поездка через переправу. Лицо вредной дамы заранее приобрело болезненный зеленоватый оттенок. Девочка не испытала ни капли сочувствия. Со дня знакомства она не услышала от леди мегеры ни единого доброго слова.
— Собирайтесь, леди-неряха, — велела гувернантка. — Ваша бабушка поссорилась с господином Винклером. Уж не знаю, почему. Мы выезжаем через двадцать минут.
Ну и дела! Накануне ничего не предвещало бури. С этой семьёй точно не соскучишься.
— А завтрак? — спросила девочка под голодный вой желудка. В наказание за вчерашнюю грубость её оставили без ужина.
— Обойдётесь, — объявила гувернантка снисходительно и бросила подопечной строгое темно-зеленое платье. — Пообедаете в королевском замке. По дороге остановок не будет.
Вика горестно вздохнула, погладила возмущающийся живот, но предпочла не препираться с гувернанткой. Ни к чему сильнее нервировать леди мегеру. Проблем без ее ворчания хватало. Впереди ждали сразу два сомнительных удовольствия — прощание с семейством Винклер и встреча с королём Эдуардом Четвёртым, которого отчаянно боялась близняшка.
Однако ни высокомерный Себастьен, ни поросенок Престон не вышли провожать гостей. Видно, ссора вышла знатная. В просторном холле с волнистыми стенами и жёлтым полом из «благородного» семейства Вика застала лишь Доминику. Та разговаривала с леди Деметрой, и беседа шла на повышенных тонах.
— Тебе нравится всех провоцировать! — выговаривала Доминика матери.
— Мне? — усмехнулась та, обмахиваясь пышным веером, и добавила с неприкрытым сарказмом. — Я — сама добродетель и учтивость. Это Себастьен несдержан и груб. Умеешь ты, доченька, выбирать мужей.
