– Думаю, император намеревался выждать, пока все успокоится само собой, – сказал Лаканодракон. – Но вчера вечером великий логофет
[60]
обозвал префекта столицы грязным язычником и разбил о его голову стеклянный графин.
– Боже мой, – молвил магистр и моргнул.
– Да. Разумеется, сказали, что префект упал с лестницы, имей в виду – во имя всех святых не пытайся высказывать иную версию. Тут Никифор и решил, что пора созвать Собор.
– Когда выйдет приказ созвать епископов? – спросил Аргирос.
– Думаю, скоро. Сейчас конец июля – или уже начало августа? В любом случае прелаты в местах вроде Карфагена, Рима и Испании получат вызов только осенью. Слишком поздно для путешествия – ни одно судно не отправится до весны. Я думаю, Синод не соберется до той поры.
– Хорошо. У нас будет время, чтобы подготовиться к серьезной теологической дискуссии.
– Помимо других приготовлений, – сказал магистр официорий с усмешкой.
Вселенские соборы являлись не только религиозными диспутами, но и политическими мероприятиями. Большей частью они собирались по воле императоров. Никифор III был осторожным правителем; он не желал, чтобы новый Собор оказался неудачным.
Лаканодракон продолжал:
– Напиши мне изложение твоих взглядов относительно икон, я хочу ознакомиться с ними. Потом передам их патриарху. Однако не жди особой оценки, потому что он получит и другие документы, я в этом уверен.
– Я попробую.
Каждый в столице считал себя теологом; всякий, кто умел писать, направлял страстные послания в резиденцию патриарха в Святой Софии. Большую их часть, как водится, бросали в печку, или же написанное стирали, чтобы сэкономить бумагу.
Лаканодракон отпустил Аргироса жестом, в конце добавив:
– Мне не терпится прочесть твой комментарий.
Аргирос поклонился и вышел, он поспешил в библиотеку Святой Софии: надо сделать нужные выписки до того, как оттуда исчезнет половина нужных книг.
Магистр передал Георгию Лаканодракону свой длинный доклад об иконах. Он был горд своим трудом, щедро иллюстрированным цитатами таких почтенных авторитетов, как Иоанн Златоуст, святой Амвросий Медиоланский, святой Софроний Иерусалимский, святой Афанасий Александрийский, историк церкви Евсевий, присутствовавший на Первом Вселенском соборе, созванном Константином в Нике в 325 году.
Пока Василий писал документ, до Константинополя доносились известия о смутах из-за икон. Мятеж охватил Эфес, так что выгорела половина города. Несколько монастырей вблизи Тарса разграблены, потому что монахи не согласились отречься от икон. Еврейский квартал Неаполя в Италии разгромлен, поскольку неаполитанцы обвинили евреев, отрицавших изображения по собственным мотивам, в поощрении иконоборчества.
Наступление сезона штормов воспринималось почти как облегчение, потому что перестали поступать дурные вести. Последней дошедшей до столицы новостью стал созыв патриархом Александрии Арсакием местного Синода для разрешения спорного вопроса в пределах своей церковной провинции. Команда корабля, привезшего это известие вместе с грузом зерна, не знала, о чем договорились отцы города: судно покинуло порт задолго до этого.
Аргирос размышлял, чем могло закончиться это собрание. Александрийский патриарх стремился не допускать столкновений с монофизитами, которые в Египте, вероятно, составляли большинство, а монофизиты всегда отрицали изображения. Как следовало из их названия
[61]
, они считали, что у Христа есть только одна природа – божественная, и после воскрешения Его человеческая натура не имеет значения. Поскольку Бог по определению неописуем, монофизиты отвергали любые попытки изображения Христа.
Подумав об этом, магистр вспомнил, что именно так рассуждал египетский монах Сазопис. Несмотря на усилия Аргироса поймать его, этот дьявол будто в воздухе растворился.
«Наверно, – мрачно подумал магистр, – этот монах уже обошел половину империи, сея раздоры от города к городу».
Наступила зима, и Аргирос забыл о Сазописе. Магистр официорий вместе с патриархом отвечал за размещение прибывавших на Собор епископов, потому что в его обязанности входило следить за приезжавшими в Константинополь посольствами. Георгий Лаканодракон поручил эту работу Аргиросу, и тот ходил по городу, подыскивая свободные кельи в монастырях и просторные квартиры для более значительных и привыкших к роскоши прелатов.
– После этой беготни сам Собор покажется передышкой, – сказал он магистру официорий в один из холодных февральских дней.
– Так и должно быть, – спокойно ответил Лаканодракон. – Покажем неотесанным мужланам из Сицилии и Рима, как надо вершить дела. Если все спланировано заранее, Собор надлежащим образом преодолеет критические моменты.
– Не вы натерли себе мозоли, – пробурчал Аргирос тихо, чтобы его не услышал начальник. Однако он знал, что этот упрек несправедлив. Лаканодракон выполнял огромную работу, которой хватило бы на двоих молодых и энергичных людей.
Первые епископы стали прибывать в середине апреля, несколько раньше, чем того ожидал магистр официорий. Благодаря его тщательным приготовлениям их разместили без проволочек.
Приехали представители всех пяти патриархатов: само собой, Константинопольского, а также Антиохийского, Иерусалимского, Римского и Александрийского. Александрийцы во главе с самим Арсакием прибыли в имперскую столицу последними из важных гостей. Египтяне фактически завладели Студийским монастырем в северо-западной части столицы. Они повели себя так, точно монастырь был крепостью в осаде, а не местом для моления и размышлений. Могучие монахи с прочными посохами ходили вокруг и бросали недобрые взгляды на прохожих.
– Египтяне! – фыркнул Лаканодракон, когда ему доложили об этом. – Всегда действуют так, будто боятся осквернить себя общением с кем-то другим.
– Да, господин, – сказал Аргирос.
Он видел, как Арсакий сходил с корабля на берег. Тогда патриарх Александрийский казался довольно дружелюбным, раздавал благословения и медные монеты рыбакам и портовым грузчикам в гавани Феодосия. Усмешка на его хитром и красивом лице сразу вызвала подозрения у магистра.
Проверка показала, что Арсакий привез с собой женщину. Если бы во Вселенском соборе имели право принимать участие только прелаты, соблюдавшие обет целомудрия, Никифор легко мог бы провести такое собрание в маленькой церковке Святого Муамета, а не в Святой Софии, рассудил Аргирос. Тем не менее магистр взял информацию на заметку. Такие скандальные сведения могут оказаться весьма кстати.
Император с придворными собрались на площади Августеон для приветствия прелатов, прежде чем войти в великий храм и объявить Собор открытым.
