На последнем этапе — при воспроизведении — вы, собственно, вспоминаете.
Возможно, вы думаете, что, вспоминая, «проходите» по воображаемому архиву и вытаскиваете нужное фото. Это не так. Память, в отличие от фото, не статична. Ее работа похожа скорее на собирание пазла или на разглядывание копии изображения. То есть воспроизведение воспоминаний — это их воссоздание. И каждый раз, когда вы делаете копию, она отличается от предыдущей версии, становится чуть более размытой или выгоревшей. Вам нужен маркер, чтобы подправить некоторые контуры, снова сделать их четкими.
Проще говоря, ложные воспоминания — это ошибка на одном из трех этапов, и исправить ее практически невозможно. Приведем пример. Классик психологии и эксперт по памяти Ульрик Найссер на следующее утро после взрыва космического шаттла «Челленджер» опросил студентов и записал, где они находились, когда узнали о случившемся. Три года спустя он повторил опрос. Почти все ответы так или иначе изменились. Некоторые участники эксперимента отказывались верить в то, что утверждали сразу после катастрофы.
Само по себе это пугает и сбивает с толку. Однако, похоже, в большинстве случаев воспоминания меняются по определенным схемам. Во-первых, они становятся более драматичными, а во-вторых, их элементы лучше связываются, выстраиваются в целостную историю. Воспоминания о таких событиях, как убийство Джона Кеннеди, крушение «Челленджера» или атаки 11 сентября, пересказываются многократно, и каждый раз чуть-чуть иначе.
Здесь следует упомянуть и так называемые вспышки памяти. Если история совпадает с вашими ощущениями, она помогает подменить реальность, сделать ее соответствующей вашим ожиданиям. Как и в случае с плацебо, ложные воспоминания тесно связаны с прогнозами мозга и с личным восприятием окружающего мира. Идя по улице, вы не будете постоянно проверять, не превратился ли тротуар в печеную картошку, не посыпались ли с неба щенки. Потому что мозг устанавливает определенные ожидания: «Асфальт твердый. Щенки в основном ходят по земле».
Чтобы ориентироваться в мире, мозгу нужны воспоминания. Ему необходимо знать, что можно делать, а чего нельзя. Дэниел Шактер, психолог, автор революционной книги «Семь грехов памяти» и многих других достойных работ в данной области, говорит, что, используя прошлое, мозг прогнозирует события будущего. (Ранее рассматривался подходящий пример: мы помним, что от аспирина боль утихла, и в следующий раз, приняв таблетку, ожидаем того же эффекта.)
Шактер объясняет, что для мозга будущее и прошлое во многом одинаковы. Он задействует одни и те же связи, чтобы представить будущее и вспомнить прошлое. По мере старения воспоминания стираются, и так же угасает способность представлять будущее в мельчайших деталях.
— Воспоминание — это последняя воспроизведенная памятью версия тех или иных событий. Основная задача памяти — гибко использовать прошлое, чтобы предугадывать будущее, и этим объясняются ее ошибки, — говорит Шактер.
В книге «Семь грехов памяти» он отмечает, что слабости памяти обусловлены именно ее сильными сторонами. Так, активные эмоции в будущем помогут легко вспомнить события, с которыми они связаны, но они же могут развиться в фобии или ПТСР. В системе, использующей прошлое для предсказания будущего, могут возникать сбои.
Шактер уточняет: речь идет не о забывании. Ведь в этом случае человек точно знает, что он что-то забыл, а при ложных воспоминаниях без сильных доказательств невозможно даже заподозрить, как все было на самом деле. По большому счету, нельзя винить людей за ложные воспоминания. Мы просто привыкли полагаться на свою память.
Шактер призывает не путать память с воображением, хотя они определенно связаны. Несложно представить, как работает воображение человека, находящегося в состоянии глубокого внушенного расслабления. Появившиеся в результате образы он может принять за настоящие воспоминания. Вот почему внушение — один из семи «грехов», описанных Шактером
[15].
* * *
Дэниел Шактер был в числе первых ученых, серьезно занявшихся ложными воспоминаниями. Но широкий резонанс проблема получила благодаря исследованиям Элизабет Лофтус, психолога из Университета Калифорнии.
Окончив Стэнфорд, Лофтус работала на министерство транспорта США, где проверяла свидетельства очевидцев аварий. Она заметила, что люди по-разному оценивали скорости автомобилей, попавших в ДТП. Это зависело от формулировки вопроса. Если свидетеля спрашивали о «разбившихся» машинах, они называли очень высокие показатели скорости. Значения были меньше, если речь шла о «столкновении». Если же из вопроса следовало, что транспортные средства «поцарапались», очевидцы называли наименьшие цифры.
Чтобы выяснить, как далеко может зайти такое «искажение памяти», Лофтус провела серию экспериментов.
Испытуемые просматривали видеозапись, на которой красный «датсун» проезжает знак «Стоп» и сбивает пешехода. Участникам эксперимента задавали вопросы, причем некоторые должны были сбить «свидетелей» с толку. Например: «Не проезжала ли другая машина, когда „датсун“ остановился перед знаком „Уступи дорогу“?» И испытуемый отвечал: «Нет, других машин у знака „Уступи дорогу“ не было. Это точно». Вот так! «Очевидец» говорит о знаке, которого на самом деле не видел.
Оказывается, иногда результаты реальных наблюдений бывают более изменчивы, чем выдуманная история. Многие представляют память как видеозапись, которую можно перемотать назад, чтобы посмотреть, что случилось. Герои голливудских фильмов мысленно возвращаются в прошлое, чтобы заметить упущенные детали. В действительности такое случается крайне редко. Мозгу проще заполнить пробелы тем, что кажется подходящим для завершения картины. У всех нас есть подобные воспоминания. Мы в них уверены, они такие яркие, что мы можем видеть их даже с закрытыми глазами, однако они не отражают истинную картину случившегося.
Я начал эту книгу со своего любимого ложного воспоминания. История о моем чудесном спасении стала семейной легендой. Раньше меня завораживала мысль о том, что я мог погибнуть и Бог спас меня. Я представлял, как это было, и постоянно расспрашивал маму и папу о том случае. Словно это было вчера, я помню все детали той судьбоносной ночи: страх в глазах родителей, умирающий у них на руках ребенок, серые обои в горошек, дедушкины часы в углу, деревянный столик у дивана.
Однако есть три нестыковки.
Первая: обои были не серые, а белые.
Вторая: в воспоминаниях я вижу ребенка, то есть себя, со стороны. По этому поводу Шактер заметил, что память может трансформировать самые давние воспоминания от первого лица (когда мы видим все со своей точки зрения) в наблюдения (когда мы смотрим со стороны). Ученые не могут точно сказать, почему это происходит, но есть причины предполагать, что воспоминания-наблюдения менее точны в сравнении с воспоминаниями от первого лица.
И наконец, третья, самая важная: годовалый ребенок неспособен формировать долговременные воспоминания. Однако это вполне соответствует психологии подросшего мальчика (и взрослого человека), очарованного удивительной историей. Каждый раз, когда я слышал о той ночи или думал о ней, пытаясь представить, как это происходило, я на самом деле создавал яркую картину события, которая была очень похожа на воспоминание. И со временем она действительно стала воспоминанием. Я неоднократно говорил об этом случае с родителями, я часто подолгу рассматривал фотографии и убеждался, что обои никогда не были серыми. Но даже после всего этого цвет обоев меняется в моих воспоминаниях.
