Достал из шкафа бутылку хорошего вина, поставил на столик бокалы. Вытащил пробку.
– Давай выпьем, – сказал он. Налил себе и ей.
– Что так мало? – спросила она, потому что он налил треть бокала, как полагается.
– Извини, – сказал он. – Налей себе сама, сколько тебе нравится.
Она налила почти доверху.
Выпила залпом. Взяла конфету.
Господи, почему он раньше этого не замечал – что она пьет как не пойми кто? Ах, да. Раньше они пили вино в ресторане, там наливал официант. Треть бокала, как положено, чтоб ощутить аромат. Да, раза три они пили вино дома, у него дома – он разливал. Настроение было хорошее, спокойное. А тут она волнуется.
– Раз пошла такая пьянка, – сказал он. – Тогда скажи мне, ты что, ночью вставала и бегала в банкомат? В лобби? Два раза? В час ночи и в пять утра?
– Да, – сказала она. – Я ставила будильник. На айфоне.
– Молодец, – сказал он. – Наливай, не стесняйся!
Она налила себе еще один почти полный бокал и мстительно сказала:
– А я не сама бегала, понял?
– Понял, – сказал он. – Но я уж не буду тебя расспрашивать.
– А и не надо! – сказала она и выпила. – Тем более ты все понял. Ты понял?
Он отхлебнул вина и сказал:
– Ну что ж, удачная поездка. Во всех смыслах. Поздравляю.
– Да иди ты! – она махнула рукой. – Мне надо было завершить с ним отношения. А он полное говно оказался. Что я ему поручала ночью и утром рано снимать, он к себе складывал, говорил «потом, как приедем, отдам». В общем, слямзил. Две штуки спер, сука. Спасибо, карточку отдал. Все вы, мужики, говно…
– О, да! – захохотал он. – За карточку, конечно, спасибо!
Она все-таки заплакала, уронив голову.
Он посмотрел, как красиво вздрагивают ее красивые плечи, и подумал что-то умное и гуманное о «базовом доверии», которого у нее нет и никогда не было; о «недолюбленности», то есть о нежных материнских объятиях, которых ей не досталось; о бедном детстве в маленьком городке; о неодолимом желании схватить все, что съедобно, отгрызть кусок, убежать в уголок и там съесть, давясь. Что это на самом деле хуже болезни. Это не порок, а горе и беда. Тут надо не насмехаться, не бросать, а помогать. Любить, ласкать, укреплять в ней все хорошее и доброе.
Ему снова на секунду захотелось обнять ее, утешить. Может быть, даже извиниться и посвятить свою жизнь ей. Воспитанию ее чувств. Она ведь такая красивая. Осторожно и аккуратно счищать с нее эту ужасную коросту бесстыжей вороватой хищности.
Но только на миг.
Она, наверное, почувствовала эту его мысль, потому что взглянула на него исподлобья, взглядом просительным и жалким, вроде бы любящим и виноватым, но вместе с тем цепким и очень внимательным.
Он перевел дыхание и подумал, что жениться на ней – это все равно что жениться на крысе… Нет. Слишком обидно для крысы. Крысы вон какие симпатяги бывают, у племянницы Даши есть крыса Алиса и крыс Никодим…
Все равно что жениться на моллюске, вот.
– Допьем? – сказал он, разливая в бокалы остатки вина.
– Ура, – сказала она. – Спасибо. За всё! – и громко засмеялась.
– И тебе, – совершенно серьезно ответил он.
* * *
В связи с этим жестоким романом под названием «Деньги» мои читатели мне написали:
1. Это он сам все нарочно затеял, чтобы с ней расстаться!
2. Если бы он ее по-настоящему любил, он бы ее простил!
3. А вот хорошо бы такой финал: она расстегивает сумочку и достает пачку купюр: «Вот твои семь тысяч евро. Я тебя просто испытывала! А ты не выдержал испытания». И в морду ему кинуть!
Отвечаю: не годится.
1. У них не те отношения, чтобы надо было что-то «затевать», тем более такие утонченные провокации. Они не муж и жена, не любовники с многолетним стажем. Раз – и расстались.
2. Ах, ах, ах! Если она вороватая жлобка – что же он тогда любил? Что было предметом любви? Неужели красивое тело? Но за свои деньги он может нанять себе красивое, хорошо воспитанное тело. Нет, друзья. Мы любим именно человека, душу, простите за выражение. Наш герой влюбился не в фигуру и лицо, а в душу. Потому и дал ей карточку, когда она поехала за границу: пусть тебе, душа моя, будет хорошо. А когда эта душа оказывается подлой и неверной – мы разлюбляем. Вот и он разлюбил.
И еще. «Если бы любил, простил бы воровство». Боюсь, это из той же оперы, когда он ее бьет, а она его «прощает, потому что любит». Избави бог!
3. Ничего ужаснее, аморальнее и подлее таких вот «испытаний» нет на свете. Когда на парня с девушкой вдруг накидываются трое – а потом выясняется, что это девушка его «испытывала», или когда парень подсылает девушке приятеля-красавца, щедрого и ловкого ухажера, специально, чтобы ее «испытать». Фу!
Вообще это слишком широкий простор для самооправданий: я тебе не изменяла, а тебя испытывала; я не пропивал последнее, а тебя испытывал. Не верю!
* * *
А еще один совсем мелкий вопрос:
4. Откуда у нее там мужчина взялся?
Кто-то мне написал: «Это он сам ей подослал, чтобы избавиться от нее». Ну, по этому пункту см. ответ на вопрос № 1. Не нужны ему такие интриги.
Да, но откуда у нее там вдруг мужик? Как то есть откуда? Это ее бывший любовник. Они сейчас находятся в периоде выхода из отношений. Сейчас это модно. Не просто «привет-пока, не звони мне больше!» – а непременно завершить отношения. Она за этим и поехала, чтоб завершить отношения в ходе этой поездки. А тут вдруг выскочил этот богатый поклонник с банковской карточкой, пропади она пропадом!
Вывод: если роман про деньги, он обязательно будет очень жестокий.
Жизнь прекрасна
F 22.03 (паранойяльная шизофрения с бредом отношений)
Алексею Григорьевичу пришло письмо на его регулярный мейл. Не в Фейсбук, не в Вотсап, а прямиком на электронную почту. От Марины, младшей подруги и сотрудницы его жены.
«Алексей Григорьевич, простите за это письмо, – писала Марина, – но уже пора. Алексей Григорьевич, просто Алексей, мой самый дорогой и прекрасный человек, прости, я перейду на “ты”. Я хочу сказать тебе самые главные слова, вот так, сразу, без предупреждений и рассуждений. Я тебя люблю. Уже много лет. Наверное, с первого дня, когда тебя увидела на десятой годовщине вашей свадьбы, был большой банкет, меня Наталья Игнатьевна пригласила, я тогда начала работать в ее отделе. Конечно, я не могла и подумать, чтобы попытаться нарушить счастье и покой вашей семьи, да и кто я тогда была, девчонка, мне было двадцать четыре, а вам с Натальей уже по тридцать шесть. Потом мы с Н.И. подружились, я стала бывать у вас, и по делам, а иногда Н.И. приглашала меня просто в гости, и это было для меня счастьем и мучением одновременно. Я радовалась каждому твоему взгляду, я коллекционировала твои рукопожатия, вспоминала, какие они – теплые, мягкие, крепкие, иногда, как мне казалось, нежные. Выйдя от вас, я прижимала свою руку к губам и чуть не плакала от радости и несбыточного желания.
