Захлопнула за собой входную дверь.
Да, подумал Виктор Петрович, вставая с дивана. Если в книжке напишешь, что вот именно он, именно этот человек вдруг-внезапно и совершенно случайно подвез Алю на машине и она в него по своему обыкновению тут же втрескалась… да, если такое напишешь в книжке, то все закричат: «Ах, как это надуманно! как притянуто! как искусственно! какой старомодный роман!» Но то-то и оно, что в жизни всё гораздо смешнее, чем в старомодных романах.
«В конце концов, – думал Виктор Петрович, – это я сам виноват. Ну, горло болит, ну, температура сорок. Сдох бы, что ли? Нет, конечно бы не сдох. Не позвонил бы Але, сидела бы она дома, и ничего бы не случилось. Но вот захотелось поиграть в верную заботливую женщину… Ах, да, – засмеялся Виктор Петрович. – Самая верная и заботливая женщина – это мама. А мама на даче. С каким-то другим дядей, хотя папа умер совсем недавно. То есть во всем виновата мама! Ах, мама всегда во всем виновата, боже, как это старо…»
Надо было залезть в семейный альбом. Найти для Лены фотографии ее молодого и прекрасного папаши.
Точнее, в один из альбомов. Маленький, пластиковый, в мягкой обложке, куда Виктор Петрович складывал всякие свидетельства своей, как он любил выражаться, беспокойной юности, она же тревожная молодость – хотя ничего особо тревожного, кроме бесконечных романов, в этой молодости не было.
Виктор Петрович подошел к книжным стеллажам. Вот полка с альбомами. Где же тот самый? Черт. Куда он делся? Ах, да! Вспомнил! Искомый альбом лежал в сейфе, а сейф был, естественно, в самом низу стеллажа, замаскированный деревянными дверцами. Виктор Петрович нагнулся, открыл дверцу, взялся за металлическую ручку, и вдруг у него все поехало перед глазами, и резко затошнило.
Он сел на пол.
Голова еще немного покружилась и перестала.
«Чистая психология!» – громко сказал он, сидя на полу и переводя дыхание.
Надо посмотреть и решить, показывать ли их Лене и что при этом говорить.
Да. Ключи от сейфа! А ключи от сейфа были на второй связке, которая висела в прихожей, в плоском деревянном ящике.
Виктор Петрович встал. Голова не кружилась совсем, и ему даже стыдно стало за такой, что ли, астено-невротический приступ. Напевая старинную песенку – там были слова «Ах, как кружится голова, как голова кружи́тся!» – он бодро прошел в прихожую, зажег свет и открыл шкафчик.
Там было пусто. Одна связка, расхожая, каждодневная – торчала, как и положено, в замке. А вторая, большая, где было еще несколько немаловажных ключей, – исчезла.
– Главное – не пороть горячку! – сам себе сказал Виктор Петрович.
7.
Виктор Петрович вспомнил, как они с Алей гуляли вокруг университета; оба жили недалеко; была суббота, часа четыре примерно. Он как раз выздоровел, и она пришла к нему, принесла четыре яблока в бумажном пакете и вытащила пройтись. Просто так. «Тебе надо дышать свежим воздухом!» – «Тогда поедем на дачу», – тут же сказал он. «Нет», – с неожиданно строгим лицом. Ему уже надоело спрашивать, почему же «нет», хотя неделю назад было два раза «да», а до этого три раза «нет», а еще раньше – снова «да». Он даже не на Алю обиделся, а на себя, что он считает ее согласия и отказы. Ладно, хватит! Нет – значит, нет. Пошли гулять.
Пошли.
Виктор Петрович – тогда еще Витя – взял с собой фотокамеру. У него был дорогой немецкий аппарат «Практика». Мама уговорила папу, чтоб он дал сыну денег. Чуть ли не триста рублей, даже для академика это были большие деньги.
– Дай-ка я тебя щелкну!
– На! – она засмеялась.
Раскинула руки, как будто сейчас кинется к нему и обнимет. Щелк! Еще раз – щелк!
Потом повернулась и быстро пошла вперед по аллее. Витя пошел следом.
В конце аллеи кто-то стоял, повернувшись в профиль, скрестив руки на груди. Аля поравнялась с ним и сказала:
– О! Привет! И ты здесь!
Худой, высокий, красивый парень. Видно, что моложе года на три.
Смешно, но Витя поначалу не понял, что этот парень ждет здесь Алю, что они договорились встретиться.
– Познакомьтесь! – сказала Аля.
Он протянул руку первый:
– Виктор.
Тот ответил хорошим рукопожатием – крепкая, сухая и теплая рука:
– Саша.
– Ну, то есть Витя, конечно! – тут же сказал Витя.
– Гнайфер, – незнакомец назвал свою фамилию. – Саша Гнайфер, – повторил даже с некоторым шиком, обкатывая языком звук аааа – Гна-а-а-айфер.
Он сразу вспомнил, что слышал эту фамилию. От папы и от мамы тоже. Гнайфер, Гнайфер, Гнайфер… он даже неприлично сморщил лоб.
– Сашина мама – известная певица. Сейчас педагог в Гнесинском. Нина Карловна Гнайфер, – сказала Аля.
«О как! – внутренне вздрогнул Витя. – Н-да. Бывает. Ниночка Гнайфер, одна из “дедушкиных сучек”, по папы-маминым словам. Кажется, последняя, после которой он вернулся в семью. Но, поскольку бабушка к тому времени уже умерла, вернулся в семью сына и невестки… О как. Вот это встреча!»
– Максимов, – скромно сказал Витя.
– О как! – засмеялся Саша.
– Страшно редкая фамилия, – сказал Витя. – У меня, я имею в виду.
Дальше пошли втроем.
– Здесь учишься? – спросил Саша, кивая на высотку МГУ.
– Вон там, – Витя показал на стеклянное здание первого гуманитарного корпуса. – А вы?
– Давай на «ты», ты чего выкаешь?
– Ну да, да. А ты?
– А я – нигде. Ибо незачем. Особенно в нашей юной прекрасной стране. Откосил от РККА и живу себе. Стараюсь ни в чем себе не отказывать.
– А деньги? – пожал плечами Витя.
– Деньги – прах! – сказал Саша. – А в крайнем случае наворуем!
Аля восхищенно засмеялась.
– Что ж… Тоже своего рода позиция, – покивал Витя и покосился на Сашу.
У Саши в руках была тросточка, но она ему была явно коротка, так что он ею играл, как стеком. Красивая старинная тросточка из темно-красного дерева, с бронзовым конусом на конце и сливочного цвета собачьей головой на рукоятке.
– Ого, – сказал Витя. – Старинная?
– А то!.. Памятник барско-дворянского быта прошлого столетия.
– Наследство?
– Откуда! – опять засмеялся Саша. – Мы не фон-бароны. Мы бедные трудовые немцы-колонисты… В антикварном купил.
– Дорого, небось?
– Не дороже твоей шикарной камеры! – вдруг зло сказал Саша.
– Щелкни нас! – сказала Аля и встала рядом с Сашей. Он положил руку ей на плечо.
Витя не хотел его фотографировать, но Аля сказала: «Щелкни нас!» – в этом была особая лихость и наглость – то, что она… Тем более что он уже понял, уверен был, что этот Саша не случайно здесь очутился.
