Я буду диктовать книгу, в которой будет вся правда про жизнь. Чтоб ее все читали. А вы печатайте за мной, как машинистка. Я сяду на диван, а вы передо мной сядете на пол. Ноутбук поставите мне на голый живот. У меня гладкий красивый живот, вот увидите. И все вообще красивое. Я буду диктовать, вы будете печатать, а я босыми ногами – пальцами – буду вас щекотать. А вы время от времени – когда я буду замолкать, придумывая фразу, – будете совать мне палец, и тыркать туда-сюда, и вертеть, и теребить. А потом я снова буду диктовать…
Это будет великая книга. Книга книг. Ее сразу переведут на сто языков. Мне сразу дадут Нобелевскую премию. Я возьму вас с собой в Стокгольм. Вас, маму и папу. Будет весело. Обещаю. Мама помирится с папой и с вами. У вас будет групповик, тройничок эм-же-эм. А я буду снимать вас на айфон и постить в инстаграм. Меня арестуют за порнографию. И вас тоже – вас, маму и папу. Всех нас. Я дам взятку – миллион. Нобелевская премия – это ведь миллион, да? Но полиция нас еще сильнее арестует – у них в Швеции взятки давать нельзя. Это преступление почище порнухи. Нас посадят. Мы убежим. Побежим по льду из Стокгольма в Питер. И утонем в ледяной воде.
То есть все равно умрем.
Правда, нас не похоронят, и это уже хорошо…
Мы будем плавать в слабосоленой балтийской водичке. Потом нас съедят рыбки. Вот примерно так.
Она замолчала и встала посреди комнаты.
«Совсем безумная. Как Аля. Еще сильнее», – подумал Виктор Петрович даже с некоторым удовольствием.
– Что вы молчите? – спросила она.
– Я просто не хотел вас перебивать, – вежливо сказал он. – Вы все сказали, Лена?
– Не знаю, – она так и продолжала стоять посреди комнаты. – Наверное, пока да. Пока всё. Вы меня научите читать умные книги?
– Погодите, – сказал Виктор Петрович. – Вы мне так и не ответили на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Что у вас в сумке.
– В какой? – спросила Лена.
– У вас что, их много?
Лена вышла в коридор и тут же вернулась, волоча за собой чемодан на колесиках, с выдвижной ручкой. Сверху к нему ремнем была привязана большая дорожная сумка.
– Меня мама выгнала из дому, – сказала она. – Где можно разложить вещи?
10.
– Где можно разложить вещи? – Лена отстегнула ремень и поставила сумку на пол. И чемодан тоже перевела из положения стоя в положение лежа. Нагнулась, с громким вжиком расстегнула на чемодане молнию. Раскрыла его, вытащила целую стопку футболок, выложила на ковер.
– Прямо вот так взяла и выгнала из дому? – изумился Виктор Петрович.
– А то. Вы же ее знаете. Вы же сами говорили, что она вас мучила. И меня тоже. Ей все время всё не так. Ужасно, – Лена села на пол и погладила сумку. – Все время недовольна. Все время в плохом настроении. С утра пораньше. Ей наплевать, что воскресенье, например. Или даже что праздник! Или что я дико устала! То белье не постирано, то кровать не застелена, то посуда из машинки не вытащена, то йогурт засох у компа. На себя бы посмотрела…
Лена хлюпнула носом.
Виктор Петрович улыбнулся:
– Да. Ваша мама… или все-таки «твоя»?
– На «ты», на «ты», пожалуйста!
– Твоя мама любила гасить окурки в яблочные огрызки. Она курила и ела яблоко. А пеплом посыпала яблочный откус. Давала мне попробовать. Был какой-то особенный вкус. Мне нравилось, что она такая…
– Раздолбайка? – спросила Лена.
– Такая легкая. Такая… выше мелкого быта.
– Я тоже легкая! Я тоже выше мелкого быта! – закричала Лена. – А она ко мне прикапывается. И все время врет. Я ей показала эту фотку, где вы втроем, – Лена вскочила, из маленькой сумки достала альбом, раскрыла. – Я говорю: это мой отец? Она говорит: отвяжись. Я говорю: где он? Она говорит: сдох, наверное. Я говорю: врешь! Она говорит: а хоть бы и вру… Ну вы хоть скажите!
– Твой папа был очень странный человек, – осторожно сказал Виктор Петрович. – Его отец, то есть мой дедушка, устроил ему квартиру. Двухкомнатную, рядом с метро «Кузьминки». А он ее в девяностые продал и купил подержанный «мерседес». Какой дурак! Но тогда были такие дураки. Меняли квартиры на подержанные иномарки. Вот. Потом, говорят, связался с бандитами. А потом на машине кого-то сбил. Сел в тюрьму. И там, кажется, умер.
– А вы откуда знаете?
– Мне твоя мама сказала. Вот тогда вечером.
– Просто глупый, – вздохнула Лена. – А может, он жив и еще найдется. Мне все равно его жалко. Потому что он красивый и несчастный.
– Лена, – сказал Виктор Петрович, – а ты вообще его знала? Видела хоть раз?
– Нет.
– Ты знала, кто он, откуда, как его зовут?
– Нет.
– Почему ты решила, что это он?
– Догадалась. Потому что я видела у нее эти фотографии. В смысле, фотографии вот этого человека. То есть даже парня. Потому что молодого.
– У нее они что, на столике стояли, в рамочках? – Виктор Петрович сделал пальцами в воздухе три квадрата в рядок.
– Нет. Я у нее в шкафу нашла. Глубоко! – засмеялась она.
«Нехорошо! Нехорошо копаться в чужом шкафу, хотя бы и в мамином», – подумал Виктор Петрович, но вслух сказал:
– Ну хорошо. А почему ты про меня решила, что я имею какое-то отношение?
– Мама сама сказала.
– Сама? Что она сказала?
– Ой, ну все очень просто. Когда мама вас ждала, ну, когда вы к ней потом приехали, а она меня выперла, помните? Она сказала: «Пойди на ночь к подруге, ко мне придет человек, которого я любила всю жизнь и до сих пор люблю…»
– Вот прямо так и сказала? – Виктор Петрович чуть не задохнулся.
– Не берите в голову, – отрезала Лена. – Она врала, конечно же. Но я сначала тоже, прямо как вы сейчас, ах-ах-ах… Мамочка, это мой папа? Я же всю жизнь бесилась, что я мало что без папы, мало что каждые полгода в коридоре новые мужские тапочки. Я, главное, не знаю, кто мой папа. Я всегда ждала, что он появится. Потом перестала. А в этот раз вдруг снова. Как-то пробило! Мамочка, это мой папа? Нет, говорит. Но это человек, который знал твоего папу. Поэтому я вас на самом деле подстерегала у подъезда. Поэтому я с вами легко поехала, поэтому я с вами целовалась. Включите логику!
– И поэтому потом ты залезла ко мне в сейф, – Виктор Петрович постарался изобразить лицом и голосом брезгливое негодование. – А зачем ты взяла ключи с собой?
– Чтоб вернуть альбомчик, когда вас дома не будет.
– Ага. Ну, давай их сюда.
– Они там, в двери торчат, – Лена упрыгала в коридор и тут же вернулась. – Вот, пожалуйста.
Виктор Петрович сел на корточки, открыл дверцу шкафа, отпер сейф, положил туда альбом, запер снова.
