Всё это Давид Серван-Шрейбер пока знает чисто теоретически, из учебников, по которым учился в мединституте. На практике – анализы, обследования, несколько сменяющих друг друга врачей и вердикт: положение плачевно; его опухоль головного мозга чрезвычайно агрессивна. Впереди – призрачная возможность экспериментальной операции. Это отсрочка на несколько месяцев, максимум год. Благоприятный исход его рака – цифра с парой нулей впереди. А в его жизни, напомню, всё только начинается: карьера, молодая русская жена Анна, горячее желание продолжения рода… Тогда Серван-Шрейбер поступил парадоксальным образом, он сказал сам себе: я же врач; я должен придумать что-то, что поможет моему организму победить.
Нет, он не отказался ни от химии, ни от операции. Но, находясь на больничной койке, только и думал о том, что должно быть обязательно что-то еще. Операция и химиотерапия поставили Шрейбера на ноги, остановили его рак. Конечно, Давид верил (точнее сказать, хотел верить), что это окончательная победа и больше он никогда не вернется к этой теме. Но как ученый он не мог не понимать, что это никакой не конец. Это только начало сражения. Перед выпиской Шрейбер спросит своего доктора: «Могу ли я сам чем-то помочь лечению?»
Ответ хотя и был ожидаем, поразил Давида. Врач сказал: «Я не знаю». Так, перейдя из категории «врач» в категорию «больной», Серван-Шрейбер понял, насколько мало и те, и другие – и доктора, и их пациенты – знают о раке. И как узко, каждый со своей стороны, видят проблему.
Как и предполагал Давид, его рак вернулся через два года. Узнав о рецидиве, Серван-Шрейбер уже не из праздного любопытства, а с точки зрения жизненно важной необходимости задался вопросом: почему никто не рекомендует никакой профилактики рака? Ведь есть же средства профилактики гастрита, например, или инфаркта! В онкологии ничего такого, что «вы могли бы сделать, чтобы предотвратить свой рецидив или отдалить его», просто не существует. На вопрос: «Что мне делать, чтобы уберечь себя?» – онкологи всех мастей, как правило, пожимали плечами: «Живи как жил, но регулярно обследуйся. А мы при самых ранних признаках рецидива снова применим к тебе весь современный медицинский арсенал: хирургия, химиотерапия, рентгенотерапия, радиологическая терапия, а вскоре и иммунная терапия».
Будучи ученым, Серван-Шрейбер решил сам заняться этой проблемой. Он взял за правило регулярно просматривать публикации во всех наиболее авторитетных мировых научных журналах и обозрениях и систематизировать их. Оказалось, что они содержат много клинически подтвержденной информации, которую каждый любознательный пациент может использовать для существенного снижения риска заболевания раком, а каждый широко мыслящий доктор – рекомендовать пациентам. Но проблема в том, что практикующие врачи из-за их огромной занятости не читают этих научных журналов и ждут, пока все новейшие достижения науки спустятся до их уровня в виде чудесных таблеток, на что требуется очень много времени и финансовых вложений. Да и не у каждого пациента есть время дождаться, когда эта чудесная таблетка появится именно в том отделении, где лечат его рак.
Собранные по крупицам сведения, вроде бы напрямую не касающиеся болезни, но явно связанные с ней, легли в основу титанического исследования Серван-Шрейбера, которое он вначале для себя, а затем уже для широкой публики озаглавил «Антирак».
Работа оказалась невероятно трудной: всему, даже каким-то новшествам в образе жизни или в системе питания, были нужны клинические, научные подтверждения. Медики, онкологи считали всё, не связанное с лекарствами, чепухой и в подтверждение любого рода умозаключений требовали статистику, которой у Шрейбера, да и вообще в мире, на тот момент просто не существовало. Большинство идей, легших в основу «Антирака», профессору Серван-Шрейберу пришлось проверять на себе: «По большому счету другого выхода у меня не было: уже была операция, но рак вернулся. Потом была химиотерапия – болезнь снова отступила. Но никто в целом свете не решался дать мне гарантий: это на год, на два или на пару месяцев. А мне как раз были нужны гарантии: я только женился, моя жена ждала ребенка, я хотел жить полной жизнью, я не был готов смириться, лечь и умереть. Это было бы так несправедливо».
О том, как ему удалось дожить до рождения этого малыша и дождаться еще двоих, он напишет в 1997-м. Книга «Антирак» о неочевидных способах победить болезнь тут же станет мировым бестселлером.
Но лишь спустя 13 лет, в 2010-м, Национальный институт здоровья США впервые официально подтвердит: 40 % раковых заболеваний или рецидивов после них действительно можно предупредить, изменив образ жизни и систему питания так, как рекомендовал Давид Серван-Шрейбер.
ИЗ ДНЕВНИКА ЕВГЕНИИ ПАНИНОЙ
СЕНТЯБРЬ 2010 ГОДА
Я прочла «Антирак» уже несколько раз, обсудила со всеми, с кем могла, даже с врачами. Многие слушают с пониманием. Книгу теперь знаю настолько хорошо, что могу начать читать с любого места. Так и делаю, если вдруг подступает страх, тоска или просто усталость. В оттенках этих чувств я теперь хорошо ориентируюсь.
Химия идет тяжело, очень тяжело. Но я так рада тому, что меня начали «химичить». Появилась перспектива: если я переживу химию, если она подействует, то мне сделают трансплантацию костного мозга. О, как я мечтаю о ней. О, если бы кто-нибудь когда-нибудь мне сказал, что моей мечтой станет трансплантация костного мозга… Но надо жить, надо бороться.
Книга Серван-Шрейбера настроила Женю на деятельный лад. Теперь она четко понимает этапы своего лечения и последовательность этих этапов. Панина также понимает, какими могут быть осложения от химиотерапии, через что ей предстоит пройти.
Эта готовность, на мой взгляд, очень важный фактор. Пациент, заранее поставленный в известность о том, что его ждет, чуть больше готов, а его близкие, которым происходящее так же, а иногда – из-за неспособности помочь – даже более мучительно, имеют больше ресурсов поддержки. К несчастью, почти никто из нас не осведомлен о «дорожной карте» онкологического больного: что и когда его ждет, к чему готовиться, на какой период рассчитывать свои силы.
Столкнуться лицом к лицу с тем, какой урон наносит организму химиотерапия, убивая опухоль, но попутно разрушая организм, какие приступы боли и рвоты ее сопровождают, как сохнет кожа, как мучительно хочется пить и невозможно сделать ни глотка, как голод пожирает изнутри, но нет сил что-то съесть, как изводят то понос, то запоры, – это мука. И часто мы оказываемся слабы и беззащитны в этот момент не только перед болезнью, но и перед лечением. И тогда даже тот, кто должен быть поддержкой, не может признаться, что нет сил. Помню, как одна моя знакомая, проходившая курс агрессивной химиотерапии, не могла говорить и написала в эсэмэске: «Мой язык распух и высох во рту так, как будто он – огромный кит, выброшенный на берег». Спустя несколько лет я пересказала эту фразу другой знакомой, которой только предстояла химиотерапия. Как же было удивительно потом получить благодарность! Женщина говорила, что готовилась именно к этому ощущению. И когда оно пришло, оно не напугало ее. К тому же, снабженная рекомендациями, она более-менее легко справилась с последствиями химиотерапии.
