Он недоуменно моргает.
– Ну да, меня переводят туда осенью.
Даже у моего чудика-родственника Уэйда есть вполне нормальная жизнь. Мы с Миа переглядываемся, и я ощущаю волну сочувствия и взаимопонимания. Мы Две Последние Неудачницы Северного Полушария. Но у Миа, по крайней мере, есть Эбби. И она умная. Она пробьется.
– Я хочу сказать только то, что в Лавлорне нет ничего особенного. – Он опять поворачивается к Эбби, которая смотрит на него округлившимися глазами. – Лавлорн являет собой смешение всех прочих стереотипов, имеющихся в жанре фэнтези.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.
Он делает глубокий вдох.
– Это просто попурри. Ничего нового. И это в общем-то неудачное попурри. Гномы, тролли, феи, привидения и ведьмы. Впечатление такое, будто Уэллс собрала все популярные книги жанра фэнтези, взболтала их и вылила на одну страницу. Единственным, что она сделала неплохо, придумала закончить книгу вот так, на полуслове. – Он делает паузу, чтобы его слова уложились у нас в головах, и я вижу, что на лице Миа написано возмущение. – Но Фантом… что ж, Фантом был, по крайней мере, чем-то новым. Он был целиком ее детищем.
– Но что именно он собой представляет? – говорит Эбби, с трудом садясь на кровати. Она ловит мой взгляд на своем животе, где видна полоска плоти, бледной и мягкой на вид, и быстро закрывает ее футболкой.
– Из книги Уэллс мы этого так и не уясняем, – спешу сказать я, чтобы она не подумала, что я разглядывала ее. – Джорджия только намекает, что это какая-то сила, сосредоточившаяся в одном человеке.
– Но мы знаем, что он испытывает голод, – говорит Миа. – Именно благодаря Фантому Лавлорн круглый год выглядит как картинка, урожаи неизменно обильны и никто больше не ведет войн. Он обеспечивает процветание и мир. Но взамен… – Она замолкает и переводит взгляд на меня, ища помощи.
Нас опережает Уэйд.
– Народы Лавлорна должны ежегодно проносить Фантому жертву. Это всегда ребенок. Мы никогда не видим самого жертвоприношения. Мы видим только процедуру выбора такого ребенка и как его или ее отводят в лес.
– Он их сжирает, – тихо говорит Миа. – Фантом их ест. По крайней мере, на это намекает Джорджия.
– Но не в нашей версии, – поправляю я.
– Нет, – соглашается Миа. – Не в нашей версии.
Эбби помалкивает, переваривая все сказанное. Воздух в комнате кажется тяжелым, в нем чувствуется напряжение, как бывает перед сильной грозой: ощущение такое, будто Фантом реален и разлит между всеми нами.
– А как насчет Хита Мура? – вдруг выпаливает Миа. Эбби вопросительно вскидывает бровь.
– Это ученик девятого класса, – поясняю ей я. – Уэйд говорит, что он был одержим Саммер.
– Он написал ей, наверное, тысячу сообщений на Фейсбуке, – подтверждает Уэйд, – и отправлял фотографии. И текстовые сообщения на ее телефон. Поэтому копы им и интересовались.
– Откуда тебе все это известно? – спрашивает Эбби.
– Благодаря моему упорству, – отвечает Уэйд.
– Он хочет сказать, благодаря тому, что он максимально возможно досаждал максимально возможному количеству людей, – говорю я.
Уэйд машет рукой.
– Ну, не совсем так. Мой сводный брат много лет работал в полиции. Так что я нахожусь в привилегированном положении.
– Но копы никогда не обвиняли Хита, – замечаю я.
– Это вовсе не значит, что он никого не убивал, – возражает Миа. – Ты сама сказала, что его алиби – липа. – Ну конечно, ей хочется, чтобы это был кто угодно, только не Оуэн, и это даже после того, что он с ней сотворил. Я помню этот весенний школьный бал, когда всё – включая нашу дружбу – полетело в тартарары. Помню, как Миа стояла и смотрела, как Оуэн танцует с Саммер, смотрела не мигая, как будто просто разучилась шевелиться.
С тех пор она больше не занималась балетом. Она сказала, что переросла это увлечение, но я-то знала правду. Я увидела это в те минуты – словно кто-то наклонился над ней и погасил огонек, горевший в ее груди. Но кто знает? Возможно, что-то в нас с ней всегда было сломано. Возможно, я всегда была лгуньей, а Миа – слабачкой. Возможно, гибель Саммер не сломала нас, а всего лишь сорвала покров с того, что уже было сломано.
Уэйд встает на ноги. Он так высок, что его голова почти касается потолка.
– Вы сохранили старые школьные ежегодники? – спрашивает он.
– Мы храним все наше старье, – отвечает Миа. – Но вот как их найти… – Она замолкает и пожимает плечами.
– Пошли, – говорит Уэйд. – Я помогу.
Отчасти я подозреваю, что ему просто нужен повод, чтобы обшарить дом Миа, – и, судя по тому, как хмурится подруга, она тоже питает подобное подозрение. Однако она позволяет ему последовать за собой, оставив нас с Эбби одних. Юбка Эбби задралась, так что я могу видеть ее бедра, распирающие надетые на ней полосатые колготки, и по какой-то причине начинаю думать о ночных автострадах и проносящейся мимо белой разделительной полосе.
– С тобой все в порядке? – спрашивает она.
– Да, все отлично, – говорю я. Мне не нравится то, как она на меня смотрит – как будто все секреты, которые только есть, сочатся наружу из моих пор, – так что я подхожу к окну и делаю вид, что рассматриваю задний двор. Мусор навален даже на дне бассейна, из которого выпущена вода. Я вспоминаю, как лежала здесь рядом с Саммер на надувном кругу, вдыхая запах солнцезащитного крема и хлорки, как солнце в жарком летнем небе было окутано дымкой, и мы строили планы насчет своих нарядов в первый день учебного года.
– Тебе ее не хватает?
Я поворачиваюсь, мысленно задергивая шторы, чтобы закрыть эту картину из прошлого.
– Иногда, – отвечаю я. – Но это случилось давно. И с тех пор наломано столько дров. Саммер была, – в последнюю секунду я не даю себе сказать жестокой, – была по-своему жесткой.
– Я имела в виду не Саммер, – говорит Эбби. – Я о Миа.
Я почти не знакома с Эбби, но уже успела понять, что у нее есть особый дар – она может залезть внутрь человека, отыскать самое чувствительное место и ударить по нему. Я никогда не задавалась вопросом, не хватает ли мне Миа, но, разумеется, едва Эбби говорит это, как я понимаю, что мне действительно ее не хватает, что мне не хватало ее с тех самых пор, как копы впервые явились к двери моего дома, с тех пор, как я прошла мимо Миа, сидевшей на другом конце этого мерзкого душного полицейского участка с глазами, красными и опухшими от слез, с тех пор, как детектив Ньютер посадил меня перед собой и заявил: «Миа сказала, что оставила вас с Саммер в лесу вдвоем. Миа сказала, что не имеет к этому делу никакого отношения. Миа пытается избежать неприятностей. Так как насчет того, чтобы сказать мне правду?» – И в ту минуту – в той тесной комнатке, пропахшей кофе и несвежим дыханием, видя, как моя мама, сидя рядом со мной, беззвучно плачет в кулак – я поняла, что потеряла не одну лучшую подругу, а двух.
