Судя по новостям – как только утром в субботу у нас заработали автономные электрогенераторы, в комнате отдыха включился телевизор, и мы опять смогли смотреть новости, – стихия сильно потрепала Твин-Лейкс. На кадрах, запечатлевших город, было видно, что у старого кинотеатра снесено полкрыши, а в местной кофейне разбиты окна, и ее старинную кофейную мельницу до половины затопило водой. Провода телефонных линий над улицами искрили, а между припаркованными машинами медленно текла вода.
Когда я попробовала позвонить по домашнему телефону своей матери, то услышала только короткие гудки. А когда позвонила на сотовый сестры, она оборвала разговор, не дав мне договорить.
– Мы здесь в полном дерьме, – сказала она, и я услышала, как где-то неподалеку наша мать обеспокоенным визгливым голосом говорит ей, чтобы она не употребляла бранных слов. – Послушай, я не могу трепаться. Наш цокольный этаж затоплен. Мама совсем распсиховалась. Оставайся в больнице, ладно? – И она отключилась.
Разумеется, если честно, я ни разу не звонила ни матери, ни сестре, чтобы попросить забрать меня после выписки из «Перекрестка» по той простой причине, что не говорила им, что покидаю реабилитационный центр. Ведь я вообще не собиралась когда-либо его покинуть.
– О. – Поли, хмурясь, поправляет очки. – А как же насчет этой молодой женщины внизу?
Я, ничего не понимая, уставляюсь на нее:
– Что?
– Она зарегистрировалась в приемной полчаса назад. – Поли перебирает свои бумаги. – Одри Оджелло. Она сказала, что приехала повидаться с тобой. Вот я и решила, что она собирается забрать тебя.
На секунду мой мозг отключается. Потом мне приходит в голову, что это, должно быть, чья-то шутка. Какая-то девушка решила разыграть меня после того, как посмотрела новости. Но я почти сразу же понимаю, что это невозможно – в новостях ни разу не упоминались ни название «Лавлорн», ни имя какого-либо персонажа книги. Это может значить только одно – должно быть, меня разыскал кто-то из тех, кто в курсе нашей тайны.
Это была игра, в которую мы играли втроем, делая вид, что мы и есть те девочки, о которых говорилось в книге. Саммер, самая красивая из нас, всегда игравшая роль предводительницы, той, кто принимал все решения, была Эйвой; Миа, милая маленькая Миа с огромными глазами, которая кусала ногти, когда нервничала, и двигалась, как балерина, даже когда мы играли в школьном спортзале в футбол, была Одри; а я была Эшли, бесцеремонная, язвительная, забавная и чуточку вредная.
Мы использовали эти наши вторые имена, когда писали друг другу записки в школе. Миа даже заказала в Интернете набор особой почтовой бумаги, на каждом листке которой наверху имелось напечатанное розовыми буквами имя – Одри Оджелло, и когда приходила ее очередь писать часть фанфика, она делала это от руки на своей сделанной по заказу бумаге. А у Саммер был секретный электронный адрес – lovelorn-ava@me.com. Предполагалось, что мы будем пользоваться им, когда станем писать что-то про Лавлорн. Но затем патронатный отец Саммер мистер Болл прознал, что дочка каталась на машине вместе с Джейком Гински и его старшим братом, и настоял на том, чтобы она назвала ему все свои пароли, чтобы он мог проверять электронную почту и аккаунты в Инстаграм и Снэпчат и вообще все в ее жизни. (Саммер была уверена, что он даже выдрессировал их старого кота по кличке Бандит шпионить за ней и начинать орать всякий раз, когда она пыталась тайком улизнуть из дома.) Так что в конце концов мы стали использовать ее секретную электронную почту, о которой мистер Болл так ничего и не узнал, чтобы писать обо всем, что мы хотели сообщить друг другу, так, чтобы никто об этом не прознал: об увлечении Саммер Джейком Гински, о том, станет ли Оуэн Уолдмэн серийным убийцей, когда повзрослеет, и о том, что Анна Майнор уже успела сделать минет не одному, а целым двум парням, причем оба они учатся в восьмом классе. Влюбленности, секреты и признания. Шутки, понятные только нам трем, видео с YouTube и песни, которые нам непременно нужно было прослушать вместе и которые мы пели хором до хрипоты.
– А, ну да. Одри. – Мой голос звучит неестественно и напряженно. Не знаю, замечает ли это Поли. – Я пойду и поговорю с ней.
– Не забудь, тебе надо будет еще заполнить некоторые бумаги! – кричит мне вслед Поли, когда я направляюсь в сторону приемной. Ну конечно. Такие заведения, как «Перекресток», строятся не из кирпичей или бетона, а из бланков анкет, которые надо заполнить, доверенностей, правовых оговорок, запросов о выдаче бланков анкет, а также запросов по поводу будущих запросов о выдаче бланков анкет.
Я прохожу мимо нескольких комнат для групповой психотерапии, в большинстве своем пустых, мимо маленькой молельни и уголка для отдыха. Кто-то не выключил телевизор, и по нему по-прежнему идут местные новости. Приемная находится в конце коридора за вращающимися дверями, в которых проделаны круглые окна, похожие на корабельные иллюминаторы.
Она сидит на диване, находящемся ближе всего к выходу, словно ей нужно гарантировать себе возможность быстро сбежать. В новостях меня поразило то, какой юной на той фотографии выглядела Саммер. Но хотя я не разговаривала с Миа уже целых пять лет, с тех самых пор, как это произошло, и несмотря на то, что мы обе повзрослели и она больше не закручивает волосы в узел, как делают балерины, она выглядит точно так же, как и тогда: большие глаза в окружении густых темных ресниц, маленький вздернутый носик и такой узкий и острый подбородок, что кажется, будто об него можно уколоться.
Долгое время мы смотрим друг на друга молча. Мое сердце так колотится, что я боюсь, как бы оно не выпрыгнуло из груди.
Наконец она начинает говорить.
– Привет, – произносит она, затем быстро закрывает рот, словно прикусив язык, чтобы не сболтнуть лишнего.
– Что ты тут делаешь? – говорю я. Ясное дело, я сто раз представляла себе, как снова увижусь с Миа. Я также представляла себе, как снова увижусь и с Саммер, представляла себе, как она, быть может, вдруг оживет и появится передо мной в одном из своих немыслимых прикидов, которые только она могла заставить смотреться классно, смеясь, как будто все произошедшее было шуткой.
«У-у. Фокус-покус. Ты скучала?»
Но мне никогда не приходило в голову, что я окажусь лицом к лицу с Миа в таком месте, как «Перекресток».
И мне никогда не приходило в голову, что я к тому же еще и испугаюсь.
– Нам надо поговорить. – Она произносит это так тихо, что мне приходится невольно сделать шаг вперед, просто чтобы расслышать ее. Она скашивает глаза на женщину, сидящую за стойкой регистрации. – С глазу на глаз.
Может быть, Миа тоже побывала в реабилитационном центре и сейчас собирается сделать Шаг № 9. (Шаг № 8: Мы составили список всех тех, кому причинили зло, и решили загладить свою вину перед ними; Шаг № 9: Мы лично загладили свою вину перед этими людьми во всех случаях, когда это было возможно, исключая те, когда это причинило бы ущерб либо им самим, либо другим людям.) Может быть, она хочет попросить прощения за то, что сдала меня копам, за то, что одним махом разрушила нашу дружбу.
