Моя встреча с А. С. Пушкиным
(документальный рассказ)
Это случилось 19 октября 1987 года.
После обеда я сидел в нашем кабинете и отвечал на письма. В редакции было тихо. Вообще она жила какой-то пока труднопостижимой для меня жизнью. Иногда и в семь часов всюду горел свет, ходили люди, что-то на ходу решали, кто-то стучал на машинке, кто-то пил чай и трепался. Иногда жизнь замирала уже в четыре – народ куда-то разбредался, никто не заглядывал в комнату, не приходили фотографы с аппаратурой на плече, и даже телефоны не звонили. Странно, но затишья и приливы не были напрямую связаны с наличием или отсутствием в конторе начальства. Или временем, когда сдавался номер.
Вообще работа в журнале оказалась не в пример легче, чем в газете. Там номера сдавали три раза в неделю, здесь – дважды в месяц. Да и значительно понтовей было трудиться во всесоюзно известном издании. И сидеть в журнальном корпусе издательства «Правда», где помещались самые козырные редакции. На двенадцатом этаже – читаемый всеми «Крокодил». На четвертом-пятом – набирающий силу гласности «Огонек». А еще: «Работница», «Крестьянка», «Экономическая газета»… Здесь работали лучшие перья. Сюда приходили известные люди. К примеру, третьего дня я вдруг увидел – в отъезжающем лифте – любимого с детства поэта Вознесенского. Он ждал отправления с первого этажа и о чем-то болтал со знакомым ему журналистом – кажется, из «Огонька». И хотя в лифт еще можно было забежать, и место оставалось втиснуться, я заробел и не вошел, сделал знак: мол, поеду на следующем. Вознесенский и сопровождающие лица уехали.
Кто же знал, что вскоре судьба мне подарит гораздо более впечатляющую встречу!
«Смена» обосновалась в журнальном корпусе на блатном месте: шестой этаж, посерединке, не высоко, не низко. И окна – не во двор, а на простор города.
В тот день редакция, казалось, вымерла. Я сидел у окна за столом заведующего отделом рабочей молодежи Сережи П. (он работал дома, готовил материал об учредительной конференции Детского фонда) – там было больше света. За окном по трем разным направлениям, друг над другом, на эстакадах, текли автомобили – это создавало какую-то иллюзию Токио. Стоял густой туман. Даже странно было думать, что в ясную погоду из окна видно всю, как на ладони, Останкинскую башню. Теперь даже полуразрушенное ремонтом здание Савеловского вокзала еле угадывалось в тумане.
Писем было немного, и рассчитывал к пяти закончить и отправиться домой.
Раздался телефонный звонок.
Незнакомый приятный мужской голос попросил к телефону меня. Я сказал, что я у телефона.
– Мне хотелось бы рассказать вам нечто весьма интересное, – сказал мужчина.
– О чем?
– Простите, но это не телефонный разговор. Если не возражаете, я подъеду.
– Когда бы вы хотели?
– Если позволите, через час.
А что, срочных дел нет, подумал я. Вдруг и вправду что-то сенсационное.
– Хорошо, – сказал я. – Я закажу вам пропуск. Как ваша фамилия?
– Пушкин, – сказал незнакомец. – Александр Сергеевич Пушкин.
Господи, ну почему родители не думают, когда выбирают имена своим детям! У нас в редакции вот тоже есть – Александр Невский. Это сколько ж пришлось пережить насмешек в школе! «Пушкин, нам тебя учить задали!»
После того как мы сговорились, я пошел курить. Интересно, о чем он хочет рассказать? Так тебе с улицы и придет «гвоздь». Чайник, наверное. А что, если действительно откроется дверь и войдет Пушкин – в крылатке, с цилиндром и тростью… Да и день-то какой сегодня, девятнадцатое октября. Хрестоматийный. «Роняет лес багряный свой убор», «тоскую я, со мною друга нет», и все прочее. Вот это бы сенсация. Я представил заголовки газет:
ПЕРЕБРОСКА ВО ВРЕМЕНИ – УДАЛАСЬ!
ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ А. С. ПУШКИНА В МОСКВЕ
ЭПИДЕМИЯ САМОУБИСТВ СРЕДИ ПУШКИНИСТОВ
Я фыркнул. Эк тебя заносит. Нет, доступ к таким сенсациям ныне строго дозированный, по списку, – а чтобы попасть в тот список, нужно иметь трижды чистую анкету и нужно пахать, и угождать, и интриговать…
Покурив, я вернулся в кабинет и сел уже за свой стол у двери, в глубине комнаты. Почему-то принимать незнакомца мне захотелось на своем месте. Я продолжил работать.
Прошел ровно час.
Он вошел, спросил: «Можно?» Я поднялся со стула. Незнакомец был очень мал ростом – меньше меня, да еще и худощав. Одет он был очень модно. Джинсы из «варенки» – последний французский крик – и такая же джинсовая куртка. Ослепительно-белые, очень красивые кроссовки. Я пожал ему руку. Рука была сухая и сильная, но не резкая – хорошая рука. Он был некрасив – лицо смуглое, выдвинутое вперед, однако же были голубые пронзительно глаза и длинные русые, слегка курчавые на концах волосы. Чем-то он был похож на Пушкина. Родственник, наверно, подумал я. Какой-нибудь прапраправнук. Интересно!
– Прошу, – сказал я и указал на кресло у своего стола. Он чуть кивнул, грациозно и с достоинством, и сел. Двигался он легко и изящно, поэтому малости его не было заметно – я сразу забыл о ней. Вдруг на мгновение в его повадке, жесте тоже промелькнуло что-то пушкинское – так взрослеющая дочь вдруг в какую-то секунду напомнит мать. Похоже, действительно родственник. С чем же он пожаловал?
Я тоже сел, и он сразу протянул мне паспорт, открытый на первой странице. Действительно, Пушкин Александр. Даже – Сергеевич. Я машинально перевернул листок. Фото – он, только лет на десять моложе и в галстучке. Стыдясь, я подсмотрел углом глаза: дата и место рождения – «6 июня 1956 года, Москва» – прямо вот и день рожденья его. Столько совпадений, понятно, почему родители нарекли его Александром. Я вернул его документ.
– Я не родственник, – тихо сказал он. – Я тот самый.
Сумасшедший! О Господи, что же делать? И нет никого… Как теперь отвяжешься?
– Нет, – так же тихо продолжил он, внимательно и иронично глядя мне в глаза. – Я не сумасшедший. С сумасшедшим вам было бы проще.
Главное – не волновать его, лихорадочно мелькнуло у меня. Парень тронулся на почве многочисленных совпадений. Наверное, мания величия.
Сейчас он начнет читать свой графоманский бред. Ничего, скажу, что я ни черта в стихах не понимаю. Пусть топает в отдел культуры. А в культуре, кажется, все ушли, панически подумал я. Ничего, скажу, чтоб в другой раз явился.
– Слушаю вас… э-э-э… Александр Сергеевич, – так же тихо, в тон ему, сказал я.
– Сначала я расскажу два слова о себе, – сказал «по всем статьям» Пушкин.
– Пожалуйста. – Я изобразил вежливое внимание.
– Родился я, как вы, наверное, заметили, в Москве, в пятьдесят шестом. Отец мой – тенор в оперетте, заслуженный артист. Мама, Надежда Осиповна, переводчица. Семи лет меня отдали в Лицей…
