Так можно и всю Лебедянь перекопать. Да что там Лебедянь – всю Россию! Чтобы ни грязи, ни дорог с колдобинами, сел в электрическую тележку – и едешь.
Я был в метро у Мулярчика. Лабиринт ходов. Добротные стены, облицованные камнем, оштукатуренные. Лампочки горят – елочные гирлянды. Роет Леонид Владимирович один, лопатой, ломом. Погонный метр проходит примерно за шесть часов. Прорыл уже 170 погонных метров.
– Я этим метро властям хочу пример показать. Чтобы у нас нормальная жизнь была: и тепло, и канализация, и вода, и телефон. И дороги хорошие!
Пока метро не действует. Когда пойдут первые поезда? Кто его знает. В тот день, когда мы были у Мулярчика, он в очередной раз от метростроительства отвлекся: мастерил батут – соседская девочка попросила. Из металлолома сварил каркас, из кучи детских противогазов, найденных на свалке, вырезал резинки.
Еще Мулярчик отвлекался на постройку парома. Он стоит, пришвартованный на берегу Дона, неподалеку от дома Леонида Владимировича. Строил его Мулярчик для вспомогательных нужд: возить камень для облицовки метро на своей машине стало накладно, водным путем дешевле выйдет.
Варил паром из металлолома. Помогали соседские ребятишки. Четыре года ушло на строительство, получилось внушительно: две палубы, каюты, капитанский мостик.
Даже жалко лишь на перевозку камня такое шикарное судно использовать. Решил Мулярчик пассажиров на нем возить, ребятишек катать. Те ребята, кто помогал ему строить, получили бесплатный пропуск на паром – пожизненный, с правом наследования. Тех, кто получит пятерку в школе, Леонид Владимирович в тот день тоже планирует катать бесплатно.
Выучился Леонид Владимирович на курсах судоводителей. Уже опробовал паром на воде. Плавает! Скоро откроет навигацию. Вот только команду надо набрать.
– Откуда деньги на строительство, Леонид Владимирович?
– Так ведь я колбасы, масла не ем. Булочку ел последний раз в девяносто первом, перед тем как цены отпустили. Сахаром питаюсь, картошкой и черным хлебом.
Как бы хотелось, чтобы хоть чем-то закончилась строительная эпопея Мулярчика, чтобы пользу людям принесло его чудаковатое подвижничество! А то сколько их по стране, таких вот «метро» – недостроенных-недоделанных или разрушенных сооружений, брошенных на полдороге начинаний!
По окраинам Лебедяни возвышаются, словно громадные фаллические символы, металлические башни. Башни предназначались для хранения сенажа, да только заморское оборудование отказалось работать в наших условиях. Так и стоят без дела странные памятники.
В семидесятые задумали Дон перегородить плотиной – даешь еще один мост. Но быстрый Дон каждую весну ее размывал. Теперь эти камни с перекатами – удобное место для рыбалки и купания.
Ничего не осталось – просто поляна, поросшая травой – от первого в России ипподрома (именно здесь, в окрестностях Лебедяни, началась история российского скакового искусства!). Там же, в селе Троекурово, возвышается заброшенный, полуразрушенный монастырь.
Неподалеку, на берегу живописнейшей речки с не менее живописным названием Красивая Меча, – брошенная мельница вековой давности. А близ – еще один памятник промышленной архитектуры, но уже двадцатых годов: Кураповская ГЭС, построенная согласно плану ГОЭЛРО (Говорят, сам Ленин хотел прибыть на открытие – болезнь помешала.). В шестидесятые годы, когда делали ставку на энергетические гиганты, станцию небольшой мощности закрыли и забросили.
Куда ни глянешь окрест – руины, руины, руины…
Кое-что возрождается, возвращается к жизни. И как, начиная с церкви, строили русские селения, их обновление тоже начинается с храма. Возродили величественный собор, стоящий в центре Лебедяни, – с его колокольни весь город виден и окрестности. (Собор построили в начале прошлого века на деньги богатейших лебедянских купцов Игумновых. Известный музыкант Игумнов из этой, кстати, фамилии, он родился и вырос в Лебедяни.) Теперь, когда в соборе и иконостас, и роспись, когда в нем проводят службы, и венчают, и крестят, трудно даже представить, что за мерзость запустения царила там еще несколько лет назад.
Восстанавливают, реставрируют старинные торговые ряды. Городские власти приняли мудрое решение – многие лавки отдали новым предпринимателям, нарождающемуся купечеству: когда человек строит или восстанавливает что-то для себя, быстрей и красивей сделает, чем «для дяди».
И все-таки обидно, когда я вспоминаю слова иностранного фотожурналиста, проехавшегося по России: «У вас в стране самое живописное – развалины».
У метростроителя Леонида Мулярчика мы были вместе с заместителем главы районной администрации Юрием Александровичем Лелявиным. Лелявин, человек практический, хозяйственный, очень похожий на Михаила Ульянова в роли председателя, сказал в сердцах, когда мы отъехали от избы Мулярчика: «Метро строит, а крыша в доме вся ржавая». Потом помолчал, добавил раздумчиво: «А может, и нужны такие чудики? Вон в Германии – все живут по распорядку. Ни одной ржавой крыши не увидишь. А скучно!»
Наливные яблоки
С раннего утра на базарной площади, ограниченной четырехугольником торговых рядов и собором, роится народ. Цены, по сравнению с московскими, – смешные. Трехлитровый баллон молока – три тысячи
[7]. (В столице в ту пору, когда мы были в Лебедяни, литровый пакет стоил четыре). Прекрасная свинина – около десяти тысяч килограмм. Кило ранней клубники – пять. «Челноки» продают здесь и китайские кофточки, и турецкую кожу, и сингапурскую электронику…
По воскресным дням базар переполняет площадь, выплескивается на все соседние улицы – в Лебедянь съезжаются со всей Липецкой области, заглядывают и из Тамбовской, Воронежской, из Белоруссии, из Москвы.
Никаких особых усилий для того, чтобы возродить лебедянские ярмарки, местные власти не прилагали. Словно родник стал бить в том же самом месте, где его засыпали без малого восемьдесят лет назад. Видно, сказывается удобное местоположение Лебедяни – на пересечении стародавних торговых путей. Или, может, дает о себе знать предприимчивый характер местных жителей, передавшийся новым поколениям подспудно, с генами.
Прежние лебедянские ярмарки славились по всей России. По объему продаж были они на четвертом месте в стране. Население городка во время ярмарок, проходивших трижды в год – на Троицу, Покров и Богоявление, – увеличивалось в пять-шесть раз, местные проститутки в ярмарочное время даже платили особенный, повышенный, налог.
Нынче купцов в Лебедяни больше, чем в начале нынешнего века. Было 498 в 1894 году, теперь тех, кто занимается индивидуальной торговлей, – 598. Не скажу, что пользуются они всеобщим уважением. «Торгаши» – это презрительное прозвание советская власть намертво приклеила к тем, кто стоит за прилавком. Не сегодня повелось, не завтра переведется: если ты на заводе точишь железяку – пусть точишь плохо, а железяка твоя никому не нужна и в жизни завод ее не продаст, – ты работяга, уважаемый человек; а когда торгуешь, и благодаря твоему базарному стоянию – в дождь, зной или холод – нет ни у кого проблем купить кофе, шлепанцы или свинину, – ты барышник, торгаш и спекулянт.
