– Что-то еще, лейтенант? Мне кажется, вы хотите что-то добавить.
– Я не уверен, герр оберст, но думаю, один из диверсантов ранен, причем довольно тяжело.
– Откуда такое предположение?
– Следы. Некоторые из них слишком глубокие, а шаги короткие. Двое русских несли что-то тяжелое, причем старались делать это аккуратно. Нашлись еще обрывки упаковки от перевязочного пакета, но это мало что значит – его могли использовать и при любой несерьезной царапине.
– И все это вы определили за четверть часа в темноте?
– До войны я был полицейским, герр оберст. Следователем. Смею надеяться, неплохим.
– Вы и ваши люди, лейтенант, переходите в мое прямое подчинение. По машинам!
* * *
Из четырех посадочных площадок, обозначенных на карте майора Лебедева, две пришлось отбросить сразу – они находились за пределами зоны оцепления. Над двумя оставшимися командиры крепко задумались, а я ломал голову над тем, как бы объяснить им, что площадка под номером один нам точно не подходит, поскольку рядом с ней немцы устроили опорный пункт с подвижными резервами.
Решение, однако, нашлось быстро.
– Товарищ майор, я обещал попробовать найти вашего пропавшего бойца, если представится возможность.
Лебедев отвлекся от карты и цепко взглянул на меня.
– Такая возможность есть, но чтобы все успеть, нужно выбрать площадку номер два, тогда не придется делать большой крюк.
– Почему ты так уверен, что сможешь найти моего человека в ночном лесу при крайне ограниченном времени и противодействии противника, младший лейтенант?
– Он найдет, – усмехнулся Щеглов, – Сами увидите, товарищ майор.
– Хорошо, – Кивнул Лебедев. – Все равно делать выбор нужно прямо сейчас, а никаких особых преимуществ у первой площадки нет. Сейчас мой радист отправит шифровку в штаб операции. Сразу после получения подтверждения выдвигаемся к точке эвакуации пешим порядком. Мотоциклы придется бросить – противник знает, что мы можем ими воспользоваться, и звук моторов будет нас выдавать.
Лебедев направился к своим людям, чтобы распорядиться по поводу передачи сообщения, а я под предлогом проверки окрестностей немного отошел от лагеря и, облокотившись на не слишком толстый ствол дерева, вызвал перед глазами интерфейс настройки ближайшего сателлита. Полное подавление радиосвязи мне больше не требовалось. Сигнал рации Лебедева должен был с гарантией достичь адресата, равно как и будущий ответ на его шифровку. При этом мне совершенно не хотелось, чтобы нашу рацию запеленговали не в меру любопытные немцы, так что систему помех и ложных сигналов следовало настроить достаточно тонко.
Лебедев не сообщил нам текст шифровки, но как только она ушла в эфир, я с интересом ознакомился с ее содержимым и в целом остался доволен. Теперь многое зависело от расторопности штаба операции и конкретных командиров, от которых зависел ход ее реализации.
Как видно, начальство в Москве достаточно недвусмысленно довело до руководства Юго-Западного фронта свою заинтересованность в успехе операции, причем как по армейской линии, так и по линии НКВД, так что расторопность имела место прямо-таки удивительная. Ответ пришел через пятнадцать минут. Не знаю, чего это стоило авиаторам, но звено ТБ-3 они обещали подготовить в срок и отправить на задание лучшие экипажи. Правда, кассетных боеприпасов у них почти не осталось, но на половину бомбового груза обещали наскрести, а остальное добить обычными пятидесятикилограммовыми бомбами. Что касается транспортника, то за нами должен был прилететь тот самый ПС-84, который осуществлял заброску в немецкий тыл группы Лебедева.
Оставив систему радиоэлектронной борьбы работать в избирательном режиме, я направился к лагерю.
– Через три минуты выдвигаемся, – услышал я команду Лебедева, – проверить оружие и снаряжение. Раненого – на носилки.
Еще раз оценив ситуацию с орбиты, я решил не вмешиваться в ход операции. Была у меня мысль все-таки проехать пару километров на мотоциклах, но убедившись в возросшей плотности немецких патрулей, я пришел к выводу, что майор совершенно прав, не желая рисковать.
Заодно я проверил и местоположение бойца, отбившегося от группы Лебедева. Собственно, оно практически не изменилось. Сначала мне показалось, что его отметка так и осталась в точке приземления, но вычислитель подсказал, что метров на двадцать он все-таки сместился. Купол парашюта тоже не просматривался. Значит, по крайней мере, на первичную маскировку у разведчика сил хватило. Я подозревал, что как только мы его найдем, в нашем отряде прибавятся еще одни носилки с раненым, но бросать здесь человека, прилетевшего во вражеский тыл, чтобы вытащить нас к своим, я был категорически не готов. Все здесь мужики тренированные – дотащим.
* * *
Тройка тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 шла на высоте трех с половиной тысяч метров. Стоило бы забраться повыше, но успевшие сильно устареть к началу войны самолеты и так уже приблизились к своему высотному потолку. Транспортнику было проще – он без проблем держался на пяти километрах. Тем не менее, Днепр прошли нормально, сделав небольшой крюк, чтобы облететь системы ПВО немецких переправ в районе Кременчуга.
Командир звена капитан Сапрыкин давно отвык обсуждать полученные приказы, но в этот раз чуть не изменил своим принципам. Сама идея ночью сопровождать в тыл противника транспортный самолет на загруженных бомбами ТБ-3 казалась ему дикой.
Никаких конкретных целей для бомбометания в приказе указано не было, зато там говорилось, что бомбардировщики будет наводить по радио корректировщик с земли, и что все его приказы обязательны к исполнению.
Какой ночью может быть корректировщик с рацией? Что он там увидит? Как будет наводить самолеты на цель, если в полетном задании нет ее координат, а указан только район, в который необходимо выйти к заданному времени? Будет запускать сигнальные ракеты? Но в приказе этого нет…
Командир полка, ставивший Сапрыкину задачу, сам ничего не понимал, хоть старался этого и не показывать.
– Радистам хвост накрути, капитан, чтоб связь, как часы работала. Что с земли скажут, то и сделаешь, остальное не нашего с тобой ума дело. Если б ты знал, откуда этот приказ пришел, сам бы все понял и вопросов не задавал.
Сапрыкин дураком не был и предупреждению внял, вот только понятнее задание от этого не стало.
– Через три минуты войдем в заданный район, – доложил штурман, глянув на часы и сверившись со своими расчетами.
– Илья, вызывай «Медведя», – отдал Сапрыкин распоряжение радисту, но тот уже сам развернулся к командиру, переключив приемник на общий канал, и капитан услышал в наушниках разбавленный треском помех, но вполне отчетливый голос.
– Здесь «Медведь». «Филин-1», как слышите?
– Слышу тебя «Медведь», – капитан немного успокоился, почувствовав хоть какую-то определенность.
– Остальные «Филины» и «Кот» меня слышат?
