– Я не фиакр! Меня не подзывают свистом на улице. Не надо мне кричать: «Пст! Пст!»
В конце концов Мокар сумел ее убедить, но посещение Тюильри не возымело последствий. Император объявил Морни, что «у англичанки слишком сильный акцент» и вообще он «принадлежит француженкам…».
После смерти Морни Кора решила попробовать себя на сцене. Успеха она не добилась, скорее, наоборот. Зато безжалостная англичанка одержала самую блестящую победу. Ее жертвой пал принц Жозеф Бонапарт, сын короля Вестфалии, брат принцессы Матильды, веселый прожигатель жизни, которого парижане прозвали Плон-Плон. Он был уже не молод, не отличался красотой, но зато он подарил Коре дворец на улице Шайо, а потом еще один на улице Бассен, и самую красивую упряжку лошадей в Париже, и редчайший черный жемчуг… Бедный Плон-Плон с ума сходил по своей англичанке, и никакие увещевания императора на него не действовали. Чувство было глубоким и искренним, Плон-Плон всерьез страдал, когда Кора предпочла ему турка Халила-бея.
Война 1870 года ничего не изменила в отношении Плон-Плона. Кора решила вернуться в Англию, и он последовал за ней. Семья сочла эту связь скандальной, и принц из уважения к своей семье, которую постигло большое несчастье (Наполеон III попал в плен к немцам и больше не видел Франции), расстался с Корой. Когда она вернулась в Париж, время принцев кончилось, а вместе с принцами кончилась и праздничная жизнь. Теперь бал правила богатая буржуазия. Молодой человек по фамилии Дюваль, разорившись из-за Коры, попытался покончить с собой на пороге ее дома. Общественное мнение не простило такого «порочной девке», и она была вынуждена покинуть Францию. Кору видели в Монако, потом в Милане, где она пыталась встретиться с Плон-Плоном, но безуспешно. Потом она снова вернулась в Париж. Раскрашенная еще ярче, чем раньше, она пыталась заработать деньги единственным ведомым ей способом, но молодые люди ею не интересовались. Они называли ее «старым клоуном».
Спасаясь от нищеты, Кора стала писать мемуары. Книга вышла, пользовалась успехом, материальное положение Коры улучшилось. Спустя четыре месяца после выхода «Мемуаров», 8 июля 1886 года, Кора Перл умерла от рака кишечника.
Гортензия Шнейдер, незабвенная
Некий месье Оффенбах…
Летним утром 1855 года молодой человек и девушка отважно карабкались по крутой лестнице жалкого домишки в переулке Сонье. Вела эта лестница в такую же жалкую квартирку, которая приютила самого веселого из жителей Парижа, немецкого музыканта, «тоненького, как кларнет, веселого, как триолет», по фамилии Оффенбах. Он начал свою карьеру со спектаклей в небольшом деревянном театре на Елисейских Полях, где до этого выступал какой-то фокусник. Музыкант назвал новый театр «Буфф-Паризьен», который открыл премьерой легкого музыкального спектакля «Два слепых». И что удивительно, публика сразу его полюбила.
Что касается гостей, то молодой человек был певцом из труппы этого театра по фамилии Бертелье, а девушка – его любовницей. Красавице из Бордо исполнилось двадцать два, она была прехорошенькой – светлые волосы, голубые глаза, чудные полные плечи, стройные ножки. Звали ее Гортензия Шнейдер.
Бертелье просил у патрона только одного: чтобы тот послушал его красавицу. Певец был влюблен и настойчив. Оффенбах понял, что от молодого человека ему не избавиться, и распорядился:
– Зпой жто-нибудь!
Оффенбах до конца своей жизни сохранит немецкий акцент, который всегда будет прибавлять ему шарма, так же как светлые усы и близорукие живые глаза, сверкающие за стеклами лорнета. Гортензия умирала от страха, но вида не подала, сказала, что будет петь болеро из «Черного домино» Обера. Она отважно начала, пропела несколько тактов, Оффенбах не дал ей закончить, встал и закрыл пианино.
– Где ды живешь? – спросил он.
– В Бордо, мой учитель господин Шафнер…
– Ды все еще учишься? Это глупо! Пора браться за работу! Я тебя нанимаю! Поняла? Подписываю контракт на двести франков в месяц!
Оффенбах подписал с молодой певицей контракт, который положил начало новой эпохе. Госпожа История навечно соединит Оффенбаха и Гортензию Шнейдер, а их счастливый творческий союз превратит Париж в самый веселый, живой и блестящий город в мире. Они станут украшением и чудесной визитной карточкой Второй империи.
Но кем же все-таки была эта Гортензия Шнейдер, которая как с неба свалилась в дом и в жизнь композитора Оффенбаха? Она сказала, что родом из Бордо, потому что ее родители поселились в этом городе. Ее отец, портной по фамилии Шнейдер, был, по сведениям Ленотра
[11], одним из уцелевших солдат Наполеона, которых он набирал на Рейне. Семья была небогата. Девочкой Гортензия работала подручной швеи, рассыльной у цветочницы, но в крови у нее были музыка, пение, танцы и театр. Она пристроилась к любительской труппе, и старый актер Шафнер поставил ей голос и научил правильно дышать. Голос у Гортензии был красивый и выразительный.
После любительской труппы она подписала контракт на 50 франков в месяц в театре Ажен, где играла во всех пьесах, которые там ставились. Играла, разумеется, совсем не первые роли: негритенка в «Хижине дяди Тома», юнгу в «Гайде». Пела и в музыкальных спектаклях, но пока еще в хоре. Зато направо и налево сражала мужские сердца. Ее светлые волосы, грациозные движения и соблазнительная пышность действовали неотразимо. Одна светская дама даже пожаловалась на Гортензию директору театра.
Проработав в Бордо два года, Гортензия собрала чемодан и отправилась искать счастья в Париж. Она получила немало отказов в самых разных «модных заведениях», пока не встретила Бертелье, который пообещал, что займется ею и непременно устроит. Бертелье не обманул: сначала, влюбившись без памяти, он сделал Гортензию любовницей, а потом привел к своему патрону.
Надо сказать, что театр «Буфф-Паризьен» к этому времени успел переехать в более просторное помещение поближе к Бульварам, и как только Гортензия появилась на сцене, публика в нее влюбилась. Успех принес прекрасной певице множество поклонников, и она не была сурова к тем из них, кто ей понравился. Но когда ее познакомили с герцогом Людовиком де Грамон-Кадеруссом, она отнеслась к нему с особым вниманием, и Бертелье, к его большому огорчению, пришлось навсегда покинуть спальню подружки.
Герцог де Грамон-Кадерусс был законодателем Парижа, прожигающего жизнь, его некоронованным королем. Высокого роста, худой – даже слишком, его подтачивала чахотка, – рыжий, с белой кожей и горящими пятнами на скулах, он необыкновенно элегантно одевался, диктовал законы Жокейскому клубу и всем заведениям, где веселились и развлекались, начиная от Английского и Парижского кафе до небольших кафе в менее шикарных кварталах. Все знали герцога де Грамона, все им восхищались, и Гортензия на этот раз не стала исключением. Связь с герцогом подарила ей сыночка, которым она никогда не занималась, светский лоск, элегантность и недурное образование.
