В 1509 году банкир Киджи построил для Империи чудесную виллу, она существует до сих пор и называется «Вилла Фарнезина», по имени семейства, которое будет владеть ею позже. Банкир потратил на строительство столько золота, что пошел слух, будто он разорился и нужда караулит его у порога. Банкир без денег – печальное известие!
Однако очень скоро Киджи созвал гостей на новоселье, и роскошь устроенного празднества заставила всех замолчать.
Трудно забыть такой необыкновенный праздник! После великолепного угощения Киджи «ради благосклонности древних ларов, покровителей домашнего очага» бросил в воды Тибра золотое блюдо и попросил гостей последовать его примеру. Драгоценная посуда полетела в реку. Кто после такого расточительства посмел бы усомниться в богатстве Киджи? Никто и не посмел. Киджи при первых лучах солнца поцеловал ту, что подарила ему эту сумасшедшую идею. А слуги потихоньку вытащили сеть с драгоценной посудой, которая была заранее натянута в воде…
Случилось это 9 октября 1511 года, и тогда же померкло счастье Империи. Ее снова охватила страсть. На празднике она повстречала Анжело дель Буфало. Он тоже безумно любил ее, но и ревновал с каждым днем все отчаянней. Своим богатством он не мог соперничать с Киджи, и Империя стала слышать упреки в непомерной любви к роскоши, какую Анжело не мог ей дарить. Как-то вечером он попросил Империю надеть все свои драгоценности и, увидев это сверкающее богатство, пришел в неописуемую ярость…
Существовала и другая печаль: Анжело был женат. Его жена, Витория де Купи, сестра кардинала, тоже весьма красивая женщина, не терпела невнимания мужа. Она устраивала ему сцены и насмехалась, говоря, что он живет за счет Киджи, богатого любовника Империи.
Киджи между тем проявил немалую деликатность. Неизвестно только, была ли ее причиной нежность Киджи к Империи. Он уехал в Венецию, куда его призывали деловые соображения. Отъезд Киджи не успокоил Анжело, он требовал, чтобы Империя порвала с банкиром раз и навсегда. Впрочем, взамен он ничего ей не обещал. Трудно ладить с таким человеком… Новость о возвращении в Рим банкира вызвала взрыв еще более яростный, чем предыдущие: Анжело больно и недостойно оскорбил молодую женщину и убежал, хлопнув дверью.
Киджи вернулся и нашел Империю совершенно раздавленной, но впервые ее горестное состояние оставило его равнодушным. В Венеции он познакомился с юной Франческой Ардеосия, чья невинная грация очаровала его. Империя поняла: настало время сойти со сцены, где она царила столько лет.
Ничего не сказав Киджи, она оставила его новую виллу и переехала в свой маленький дворец на Корсо. И решила устроить праздник в честь своего отъезда. На изысканную вечеринку она пригласила только своих самых верных друзей, они никогда не были ее любовниками, но любили ее от всего сердца. Это были Кастильоне, Бембо, Наваджеро
[2] и еще другие и, конечно же, Рафаэль.
Когда гости отужинали, Империя поднялась из-за стола и попросила всех посидеть еще: она приготовила сюрприз и вскоре пригласит их. И действительно, очень быстро появились черные слуги и проводили гостей в кабинет, обитый парчой, любимую комнату Империи. Она ждала их одетая в легкую тунику из муслина, не скрывающую ее красоту. Ни одна драгоценность не сверкала на ней, главным украшением была золотая пелена – волосы, которые она распустила. Она стояла, опираясь рукой на спинку софы, и острые глаза Рафаэля сразу заметили ее необыкновенную бледность. Следом за ним заметили ее и остальные и заторопились с вопросами. Империя мягко повела рукой и улыбнулась.
– Я хочу с вами попрощаться, друзья мои! С вами я провела свои самые счастливые минуты. Пройдет немного времени, и меня не станет. С ядом, который я приняла, не пошутишь, – и она показала рукой на столик, где стоял золотой кубок с несколькими каплями зеленоватой жидкости.
Крик ужаса вырвался у столпившихся вокруг нее мужчин. Империя покачнулась, теряя сознание, и Наваджеро подхватил ее. Поспешили предупредить Киджи. Он немедленно приехал и привез с собой врача. Что бы ни думала Империя, Киджи все еще любил ее. К сожалению, врач был не в силах помочь. Он не мог даже смягчить долгую и мучительную агонию, какой эта несчастная, принимая яд, не ждала.
Два долгих дня Киджи с отчаянием смотрел, как сгорает самая прекрасная женщина Рима. Он знал, что вместе с ней уйдет и лучшая часть его самого… Своими мучениями умирающая заслужила прощение церкви, ей не грозила яма для самоубийц: Юлий II прислал Империи перед самой смертью свое благословение. Она умерла 15 августа 1512 года. Рим задыхался от жары и болотных миазмов, и все же потрясенные горожане пришли хоронить Империю, словно она и в самом деле была их королевой. Огромная процессия сопровождала катафалк, усыпанный цветами, из церкви Сан Грегорио до вершины холма Целий, где до сих пор находится ее могила.
Мадемуазель Жорж, трагическая актриса времен Империи
Клитемнестра четырнадцати лет
Жорж Веймер, скромный директор театра в Амьене, никогда еще не попадал в такое безвыходное положение, какое случилось в декабрьский вечер 1799 года. Ценой долгих переговоров и тяжелых потерь для его не слишком обремененного деньгами кошелька он залучил к себе великую Рокур, прославленную трагическую актрису Французского Театра
[3], на роль Дидоны в пьесе Помпиньяна. И вот парижанка приехала, но собирается немедленно уехать, громко хлопнув дверью. Причина? Молодая актриса, которая должна играть вместе с ней, находится в самом плачевном состоянии: у нее насморк, распух нос, она гнусавит, и ее появление на сцене вызовет лишь безудержный смех. Мыслимо ли это для трагедии?
– Делайте, что хотите, но мне нужна другая актриса, или я возвращаюсь в Париж!
Добряк Веймер робко предложил свою дочку Жозефину-Маргариту, девушку, вернее, даже девочку. Ей четырнадцать, но выглядит она старше и готовится стать актрисой. Роль она знает и, по его отцовскому мнению, неплохо с ней справляется. Отцовское мнение! Что оно значит для великой Рокур? К тому же она уже выступала в Амьене, и лучше не ворошить ее воспоминаний!
Несколько лет тому назад Рокур приехала в Амьен играть в этом же театре «Гофолию» и нашла совершенно неподходящим молодого актера, который исполнял роль Иоаса. Не желая скандала и угождая требовательной звезде, срочно отыскали другого – настоящего красавца. Когда его облачили в длинное одеяние левитов, в нем появились стать и значительность. Во втором действии Гофолия приезжает в храм, чтобы поговорить с таинственным отроком, и спрашивает его: «Как звать тебя?» К сожалению, простодушный юноша не читал пьесы Расина. В ответ он широко улыбнулся и очень вежливо ответил:
