Кто из них закричал? Маргарита не поняла. Может, громыхнул за окнами раскат грома?
Сладко и страшно.
Как будто летишь в пропасть, и неясно, падение это или свободный полет. Поглотит тебя бездна или примут небеса, лаская пухом облаков…
— Солнце мое… солнце…
— Гера… мой Гера! Мой…
— Твой!
Какие у него руки… большие… как легко они обхватывают ее пышную грудь! Да что грудь — кажется, он легко может накрыть ладонью все ее тело, целиком! И сжать в кулаке… Пусть сожмет!
Сожми же!
Какие у него губы… жадные… он пьет женщину, как вино. Шато-Марго… Марго… королева.
— Моя королева…
Пей же, напейся допьяна, чтоб обессиленно упасть, чтоб больше не сдвинуться с места… и не исчезнуть, как ты исчезаешь обычно.
— Волшебница, — шепчет он одурманенно.
И вновь губы заняты жадными поцелуями.
Рита на секунду отрывается:
— А завтра… ты не уйдешь?
— Завтра уже наступило.
— Не уйдешь сегодня?
— Не уйду.
— Поклянись!
— Клянусь.
Все хорошо. Можно больше не тревожиться. Просто довериться и раствориться.
И она растворяется.
Маргарита проснулась оттого, что замерзла. Горячее мужское тело больше не согревало ее.
Быстрый, внезапный испуг: неужели все-таки ушел? Или даже уехал? Ведь за ним такое водится.
Нет, вот он, Георгий, здесь. Расхаживает по комнате, уже одетый. Не во вчерашней белой тройке, а в джинсах и рубашке-поло.
Но почему он поднялся в такую рань? Ведь за окнами едва занимался розовый южный рассвет.
Говорить не хотелось. Хотелось лежать и нежиться. Рита стала натягивать на себя одеяло, и это движение привлекло внимание Георгия.
— Мы проснулись? — ласково проговорил он. — Вот и хорошо. Подъем.
— Как — подъем? Я обычно встаю не раньше…
— Я в курсе, — он не дал договорить. — Но то — обычно. А сегодня у нас необычный день.
— У нас? Мы будем весь день вместе?!
— Я же поклялся. Никуда я от вас не денусь, госпожа моя. Но и вы от меня — тоже.
Маргарита мигом соскочила на пол. Неужели мечта сбылась? И он, этот надменный гордец, останется с нею?
Тогда — конечно, надо вставать. Тогда грех тратить время на сон. Если с ним — то она готова была бодрствовать все двадцать четыре часа в сутки.
Юркнула в ванную, пустила прохладный душ на полную мощность. Пусть острые струйки промассируют кожу, сделают ее розовой и эластичной, прогонят остатки дремы. Пусть глаза сегодня засияют ярче обычного, а волосы лягут самыми пышными волнами. День рожденья по-настоящему начался лишь к ночи, так пусть же он продолжается!
Не вытираясь, влезла в висящий на крючке махровый халат, впитавший запах Его тела. Как тепло, как уютно.
А в гостиной на столе Маргариту уже поджидал утренний кофе. Напиток был сварен точь-в-точь в ее вкусе.
— Вы очень внимательны, — растроганно сказала она.
— Стараюсь, — кивнул Кайданников.
Лучше бы, конечно, он подал чашечку ей в постель, но и так замечательно.
Все-таки между ними вновь возникла некая дистанция — быть может, оттого, что они продолжали общаться на «вы». Как будто не было этой неповторимой ночи.
«Ну что ж, Ваше Величество, — без огорчения обратилась Маргарита сама к себе. — С королевами только так и разговаривают. Монархи не терпят панибратства».
Кофе выпит, и, кажется, никакого завтрака пока больше не предполагается. Да и какой может быть завтрак на рассвете!
Хотя… она с удовольствием расправилась бы со вчерашней форелью, которой так и не успела отведать. Интересно, Георгий убрал нетронутые яства в холодильник или просто распорядился унести все из номера? Она так крепко спала, ничего не слышала.
Но не спрашивать же его о еде!
Проголодается — сам предложит составить ему компанию.
Маргарита заглянула на дно чашечки: не удалось вчера погадать на кольце, так можно теперь, на кофейной гуще.
Но крупинки размолотых зерен складывались в одни только волны. Большие и малые, совсем как на море.
Ну и пусть. Море — оно ведь подобно любви.
Георгий протягивал ей золотое платье со шлейфом:
— Оденьтесь. Вас ждет сюрприз.
Не хотелось вылезать из теплого халата, но на какие жертвы не пойдешь, если любимый мужчина хочет тебя чем-то удивить!
Маргарита переодевалась прямо при нем, не стесняясь своей наготы. Да и глупо стесняться такого тела! Оно создано для того, чтобы гордиться им.
Пусть Георгий посмотрит, какое сокровище он приобрел! И пусть знает, от какой драгоценности так долго отказывался.
Вечернее платье плотно облегало фигуру и надевалось без всякого нижнего белья.
«Знай же, любимый мой, что мне не нужны никакие приспособления и уловки, к которым прибегают прочие женщины, чтобы утянуть животик или приподнять грудь!» — Рита поворачивалась так и эдак, и Георгий с любопытством наблюдал этот процесс.
Ну вот, теперь еще туфельки на высоких шпильках — и готово. Какая экзотика: вечерний наряд ранним утром!
Здравствуй, восходящее солнце! Мы с тобой родня. Солнце и Солнцева — два золотистых существа!
Они целовались в пустом лифте, пока спускались вниз.
Целовались и на ступенях подъезда, возле которого их ждал столь знакомый Маргарите джип с тонированными стеклами.
Они наслаждались поцелуями и на передних сиденьях джипа, когда дверцы машины за ними захлопнулись и темные стекла отгородили влюбленных от разгоравшейся утренней зари.
Рита поняла, что они должны куда-то ехать, но не стала спрашивать, куда именно. Разве это важно, когда любимый находится рядом?
Он здесь, с ней, наконец-то с ней, после стольких дней мучительного ожидания и глупой взаимной вражды.
Зачем, спрашивается, они поочередно терзали друг друга? То он, то она, как журавль и цапля.
И как хорошо стало теперь: его руки, его голос, его запах…
Правда, к его крепкому, терпкому мужскому запаху примешивается сейчас какой-то другой, сладковатый. Маргарита это ощущает все явственней. Аромат в общем-то приятен, но он тут совершенно лишний. Мешает, как чужое присутствие.
— Чем это пахнет? — спрашивает она. И сама пугается вопроса: а что если это духи другой женщины?
Георгий отстраняется, заглядывает ей в глаза и сразу понимает Ритины подозрения:
