Маргарита Солнцева и Георгий Кайданников — настоящий Георгий Кайданников, а не Юрасик — остались наедине.
Как жадно Маргарита ждала этой минуты, как мечтала о ней — а в реальности их встреча поставила ее в тупик. Нынешняя выходка этого непредсказуемого человека превосходила все предыдущие. Она была самой шокирующей, самой жестокой. И если за прежние коленца ей хотелось отомстить, расплатиться той же монетой, расквитаться, то теперь, наоборот, охватило оцепенение.
На этот раз Львица даже не выпустила когтей, погрузившись в полную апатию.
К такой реакции и Георгий, видно, оказался не готов. Ждал бурной сцены, криков, обвинений, взрыва страстей. А перед ним стояла неподвижная, равнодушная женщина, причем равнодушие было на сей раз не показным.
Он сделал попытку оправдаться:
— Я украл тебя, потому что… Потому что не могу без тебя жить. Совсем не могу. Ни минуты.
Она не ответила.
— Я всегда хотел завоевать тебя, победить — и не мог. Ты вечно ускользала.
Вновь лишь молчание было ему ответом.
— Рита! Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя, и всегда любил, с первой встречи, с первого взгляда!
На этот раз она отозвалась — устало, обессиленно, без тени радости:
— Что-то новенькое в криминальной практике. Похититель объясняется в любви заложнице.
Он опустил голову:
— Кажется, я совершил непростительную глупость.
Она не сказала ни «да», ни «нет». Поинтересовалась только:
— Когда же принесут нашатырный спирт?
День разгорался — а Рита спала. Она отказалась от предложенного завтрака, только глотнула минеральной воды и отключилась прямо в кресле, в готической гостиной, пробормотав слабым голосом:
— Оставьте меня в покое, пожалуйста.
И ее оставили в покое.
Радужный свет из разноцветных витражей падал на ее лицо и руки, и рождалось ощущение, что оранжевый отблеск согревает, а зеленый — холодит. И щекочут, перемешиваясь, желтый с фиолетовым.
И еще какой-то луч непонятной природы пробегал по ее телу, тревожа и лаская.
Когда-то знакомые художники рассказали ей, что существует невидимый цвет под названием «мадженто». Он не улавливается глазным хрусталиком, но воздействует на сетчатку, да и на организм в целом. А главное — он проникает в человеческую душу.
— Ну какой же он, какой? — допытывалась она.
— Словами не опишешь. Он есть у цветущего персика и цветущего граната. И еще — его излучает королевская мантия.
— Розово-оранжевый? Пурпурный? Красно-кирпичный? Какой?
— И то, и другое, и третье. Вернее — вокруг и того, и другого, и третьего. Как ореол, как аура.
— Посмотреть бы…
— На него долго смотреть опасно. Это цвет царственности и величия. Кто живет среди этих оттенков продолжительное время — начинает мнить себя выдающейся личностью. Избранным.
— Вот и хорошо, — сказала она тогда. — Избранные не стали бы мелочиться. Были бы цельными. И совершали крупные поступки. Мне нравится цвет мадженто!
Теперь, сквозь сон, она ощущала, как невидимый, но желанный мадженто — цвет лепестков персика и королевской мантии — просачивается сквозь витражи и скользит по ее коже. И она, Маргарита Солнцева, становится цельной, становится самой собой. Львицей. Королевой.
А ведь едва не раздробилась на куски в последнее время, едва не растерялась перед житейскими проблемами, едва не рассыпалась, как серая крупа-перловка, под натиском непредвиденных событий.
Едва не стала несчастной.
Потому что для Маргариты оказаться мелкой и обыкновенной означало отречься от себя.
Опасный цвет мадженто. Целительный мадженто. Совершенно необходимый для жизни цвет.
Он превращал женщину — в Женщину. Он возносил ее на пьедестал.
Но исходило это излучение вовсе не от готических витражей.
Так действовал на Маргариту направленный на нее взгляд Георгия.
Восхищенный и любящий.
Ее не посетили сны. Она, измученная и равнодушная, еще сама не понимала, что отныне самые прекрасные сновидения начинают претворяться в реальность.
…Проснулась Рита не в сыром затхлом подвале и не в камере пыток, хотя в помещении и звучала нежная музыка Генделя.
А где же?
Не в том кресле, в котором задремала.
И не у себя дома.
Или все-таки у себя?
Как странно. Комната вроде бы чужая, но… почему на окнах легкие голубые занавески, точно из такой же ткани, какую она сама недавно выбирала в драпировочном ателье?
Занавески колышутся под ветерком, как небесные паруса. Но за ними приоткрываются не шумозащитные рамы, а резные ставни, распахнутые створками наружу, прямо в сосновый бор.
Лежит она не в кресле, а в мягкой постели, заботливо укрытая невесомым пуховым одеялом — тоже точно таким же, как в ее собственной квартире.
Рядом — трюмо, на подставке которого выстроились разнообразные баночки, флакончики и пуховки, необходимые женщине для приведения себя в порядок.
Перед зеркалом — удобный пуфик. И больше в комнате никакой мебели нет.
Что это все значит?
Стала припоминать.
Похищение.
Интеллигентные бандиты, Которые не хамят, даже когда им в кровь разбивают лицо. Нет, не бандиты: верные друзья-физики.
Друзья Георгия Кайданникова.
А вот и он сам. Вошел не нахально, а с робким стуком:
— Можно?
Маргарита только пожала плечами:
— Зачем спрашивать? Я тут не хозяйка.
— Нет, именно ты тут хозяйка.
— То есть?..
— Этот дом — для тебя. Специально для тебя. В моем вкусе здесь один только рабочий кабинет. Все остальное я подбирал так, чтобы тебе понравилось.
— Что-то я не очень понимаю, извини.
— А ты расслабься. И поймешь.
Рита расслабилась.
И тут же мужская рука коснулась ее каштановых волос. Осторожно коснулась, бережно.
Сразу стало не нужно что-либо понимать.
Близость любимого. Он рядом. Он с ней.
И пусть Георгий поступил грубо, глупо — все это уже неважно. Не имеет никакого значения.
Горячая волна мужской энергии исходит от него. Это энергия любви. Этой силе можно довериться, ей можно доверять. И погрузиться в нее всем своим существом.
Всем существом, полностью: и душой, и… телом.
Только тут она обнаружила, что на ней — кружевная ночная сорочка из батиста — точно такая же, как ее собственная.
