— Интересно, в чём вы узрели подарок судьбы? — хмыкнул Пётр.
— В предложенном острове. Жизнь в принципе, э-э, коварна. Особенно уязвим политик. Поэтому он должен застраховаться. Как бы тут ни развивались дальше события, у вас есть приличный остров с кокосовыми пальмами, где можно вместе с Петром Михалычем и остальными друзьями, э-э, гораздо быстрей создать заветный коммунизм. Разве это плохо?
— Великолепная, просто умопомрачительная идиллия! — согласился Костя.
— А я бы постоянно рассказывал всему миру о ваших необыкновенных успехах!..
Пока они увлечённо развивали возможности фантастической перспективы, Ман вернулся из казарм и принял телеграмму, которую не имел права держать до ухода Кинга — слишком дорого время. Решительно войдя в кабинет, он с особым выражением прочитал: «Положение на семёновском фронте грозное. Все, кому дорога революция, к оружию! Товарищи Иркутска, Благовещенска, Хабаровска, Владивостока! Просим, не медля ни минуты, поспешить нам на помощь войсками, оружием. С судьбой Забайкалья связана судьба революции в Сибири. Лазо». Костя тут же позвонил Драгошевскому, предложив созвать добровольцев. Ман преобразился, выпалив:
— Я первый поеду к Лазо! Всё, конец пустопорожним словесным баталиям! Там вволю можно стрелять по врагам, которые никогда не простят нам Октябрьской революции! Поэтому борьба будет жесточайшей! Жить свободными или умереть в бою! Считайте, что никакого Семенова больше нет!
— С таким настроем сам Исполком велит тебе помочь Генриху сформировать и возглавить отряд.
— Но при условии, что оставишь бороду здесь, не то красногвардейцы примут за попа, — добавил Пётр. — Опять же к чему соблазнять Семёнова, который обязательно захочет взять в плен самого Карла Маркса!
— Пошёл к чёрту со своими идиотскими советами талейран... Всё, хватит разводить турусы на колёсах! Я иду к Драгошевскому!
— Я — с вами, — поднялся Кинг с кресла.
— Пожалуйста! Даже могу записать вас в отряд, чтобы весь мир узнал, как лупят японских наймитов!
Наконец-то оживший Ман был уже явно далеко отсюда. И Костя от души помахал ему, точно с перрона. Помолчали, впервые думая каждый о своём... Но привычка размышлять вслух подтолкнула Петра вздохнуть:
— Д-да-а-а... Видно, Семёнов с японской подмогой здорово навалился... Тяжко Лазо... Но там враг хоть с одной стороны... Вдобавок можно отстреливаться... Верней, лупить наповал. Только было бы чем...
— Эх, помогли бы Лазо чехи... В Чите или поблизости наверняка есть их эшелоны. Что им стоит разогнать эту банду? — загорелся Костя.
— С какой стати им лезть на рожон? — возразил Пётр.
— Гирса уверяет, что весь корпус настроен революционно. Значит, наш враг — враг и для них.
— Оно хорошо бы... Впрочем, тогда бы их не пустили через вою Россию. Ведь растянулись по железной дороге аж от самого Бахмача.
— Надо попросить об этом Бирсу.
— Благословляю. Тем паче, что им не нужно даже стрелять. Вполне достаточно предупредить атамана телеграммой и двинуться колонной навстречу. Попробуй тронуть...
— В том-то и суть.
— Но сперва надо выяснить у Ленлопа, согласятся ли консулы на подобную благотворительность.
— А если для этого использовать его покаяние? Пусть на деле докажет, что впрямь изменил отношение к нам.
— Верная мысль. Пусть сэр поджентльменствует, — согласился Пётр. — Да, ради чего он отправил послание-то? Не просто же с бухты-барахты.
— Чтоб замолить прежние грехи, предлагает нам получать все радиограммы, поступающие со всего света на «Суффолк». Печатайте их на здоровье. А первого мая приглашает на раут в «Золотой Рог» с участием всего консульского корпуса.
— Хм, чудеса да и только... Это не в честь ли солидарности с международным пролетариатом?
— Ступай... Узнаешь.
— Для дела надо бы обязательно послушать, какую сеть он там будет плести вместе с другими. Ведь живём почти вслепую, на одних догадках, чем занимается вся эта шатия. Но идти туда в такой затрапезе... Даже швейцар не пустит. А ничего другого нет.
Костя тоже не мог в таком виде появиться на рауте. Всё-таки неприятно видеть презрительные или брезгливые гримасы лощёных господ, которые ещё чего доброго подадут милостыню. Но Петра занимало иное — нельзя проворонить удачный момент. Поэтому подмигнул:
— А если нам приодеться напрокат?
Глава XVII
Просторный ресторан «Золотой Рог» олицетворял рог изобилия прошлой России. По сравнению с ним царские апартаменты на «Полярной Звезде» казались обычной прихожей. Высокие гости, конечно, были калибром помельче. Всё равно Костя с Петром жадно рассматривали адмиралов Найта, Като и остальных представителей местного Верховного Совета Антанты.
Костя воочию убедился, что Кикучи надул его, поскольку совершенно не походил на прежних. Ленлоп чинно представил всем красного губернатора, по-отечески пожурив за детскую болезнь левизны, жертвой которой стал сам Ленин. Другие консулы выступили ещё деликатней, уверяя друг друга в благожелательном отношении к России. Все единодушно желали ей мира и благополучия. Колдуэлл оказался по-американски более откровенным:
— Военное вмешательство скорее принесёт России вред, нежели помощь в её тяжёлом положении. Вмешательство в русские дела для нанесения удара по Германии может скорей всего явиться способом использования России, нежели оказания ей помощи. Тогда благосостояние русского народа будет использовано для содержания иностранных армий, а не на реконструкцию её собственной армии и прокорм населения. Твёрдо решив направить всю энергию на западный фронт и выиграть войну там, Северо-Американские Соединённые Штаты поставили себе в отношении России лишь задачу поддержки истинной демократии.
Вероятно, чуткий Кикучи уловил в дружных спичах коллег тайный упрёк и решительно отверг воинственность намерений Императорской Японии, доказав, что её идеал заложен ещё Аматераомиками. С тех пор вся политика Императорской Японии покоится на справедливости и милосердии. У неё абсолютно нет никаких других намерений, как всеми силами воплощать основной идеал — сохранение мира. Применительно к Приморью это значило, что ему совершенно не угрожает захват, поскольку Япония вполне довольна результатом Портсмутского мира, по которому получила Курилы и половину Сахалина.
Сплошную идиллию нарушил Агарев. То ли его возмутило общее фарисейство, то ли особенно беспардонное — Кикучи. Хотя вполне возможны другие мотивы. Но с жандармской прямолинейностью он заявил:
— Результаты большевизма в России говорят об опасности не только для богатых. Высокочтимые господа, ради спасения всего человечества эта зараза должна быть уничтожена. Власть, образованная после свержения большевиков, должна удовлетворять самые широкие демократические круги. Это — несомненная аксиома. Так следует...
