Всё это было сказано таким небрежным тоном, что Тригвилла расхохотался, приняв подобное заявление за шутку.
— Что же тут удивительного? — Кассиодор устало поднял свои холодные глаза на будущего тестя. — Насколько мне помнится, мы даже когда-то уже вели этот разговор...
— Нет-нет, я совсем не удивлён, — поспешно перебил Тригвилла, — конечно женись, если тебе этого хочется. Ты единственный римлянин, за которого я бы мог отдать свою дочь. Но...
— А есть ещё какие-то «но»?
— Сама Амалаберга...
— Завтра твоя дочь освободится от своих сердечных привязанностей, через неделю успокоится, а через две мы уже обвенчаемся. Только у меня к тебе просьба.
— Говори, — с готовностью услужить тут же откликнулся Тригвилла и был немало обескуражен яростной вспышкой Кассиодора.
— Не убивай людей без моего ведома! Однажды ты собственноручно лишил меня ценного свидетеля, недавно это едва не сделал твой Декорат...
— А, ты имеешь в виду раба по имени Кирп?
— Совершенно верно. Тем более что именно этот раб окажет мне сегодня самую ценную услугу, сделав нашего юного римлянина неспособным заколоть даже ягнёнка. Потом, потом я тебе всё объясню, — добавил Кассиодор, заметив удивление на лице Тригвиллы. — А пока поговорим о более приятных вещах. Предстоит раздел конфискованного имущества Альбина, на очереди имения и дома Боэция, затем последует собственность Симмаха...
— Но он же ещё принцепс сената!
— А разве это порука тому, что наш славный Симмах счастливо избегнет участи своих единомышленников?..
Увлечённые столь приятным разговором, ни тот, ни другой из собеседников не услышали лёгкого шороха, раздавшегося с верхней галереи. Она была умело замаскирована мозаичным панно, которое благодаря скрытым механизмам могло бесшумно раздвигаться, открывая для наблюдателя большой зал триклиния, находившийся внизу Тригвилла, разумеется, не знал, что облюбованный им дом с тяжеловесным, угрюмым фасадом двести лет назад принадлежал сошедшему с ума патрицию Лициану, который был казнён императором Константином после одного кошмарного случая. Собрав полон дом гостей и устроив роскошный пир, в самый разгар веселья Лициан незаметно удалился. Прятавшиеся на верхних галереях рабы мгновенно раздвинули панно и устроили настоящую охоту на пирующих, засыпая их стрелами. Большинство пьяных гостей было убито, не успев даже понять, откуда их настигла смерть, остальные принялись отчаянно метаться по тому самому залу, где сейчас сидели Кассиодор и Тригвилла, вопя и стучась в запертые двери Через какое-то время они растворились, и во главе отряда вооружённых рабов явился хозяин. Рабы переловили оставшихся в живых гостей, после чего стали по очереди подтаскивать их к Лициану, который лично закалывал их мечом. Когда слухи об этом диком побоище дошли до Константина, он пожелал увидеть Лициана, чтобы убедиться в подлинности его безумия. Этого патриция, закованного в цепи, доставили ко двору императора, и он поразил всех присутствующих на аудиенции дикими утверждениями о том, что все собравшиеся в его доме гости хотели покончить жизнь самоубийством, поэтому он только облегчил им эту задачу. После этого Лициана удавили, а всё его имущество было конфисковано и выставлено на публичные торги.
Запертая в своей спальне, Амалаберга чисто случайно обнаружила потайной ход, который вёл из её комнаты наверх, на галерею. А случилось это так. Она, в очередной раз придя в ярость, швырнула в стену, украшенную фреской, изображавшей обнажённую Венеру, тяжёлый бронзовый светильник — и он вдруг пробил в этой стене брешь и провалился куда-то внутрь. Поражённая открытием, девушка схватила другой светильник и, расширив пролом, увидела лестницу, ступени которой терялись в темноте. Решительности ей было не занимать, а потому она тут же подобрала подол платья, пролезла внутрь и поднялась наверх. И вот уже здесь, осторожно продвигаясь в полной темноте по какой-то галерее, Амалаберга услышала раздававшиеся внизу голоса, в одном из которых она сразу же узнала голос отца. В одном месте мозаичное панно неплотно прилегало к стене, оставляя едва заметную щель. Приникнув к ней одним глазом, Амалаберга смогла увидеть собеседников и подслушать большую часть их разговора.
Главное, что её поразило и заставило мгновенно затрепетать от волнения, — Корнелию угрожает опасность! Его надо срочно предупредить о том, чтобы он остерегался какого-то раба Кассиодора по имени Кирп. Уже не обращая внимания на шорох, производимый расшитым подолом её столы под гулкими сводами пустой пыльной галереи, Амалаберга направилась в её дальний конец, где, к своему облегчению, обнаружила ещё одну лестницу. Быстро спустившись вниз, она буквально уткнулась в какую-то дверь, с силой навалилась на неё плечом и оказалась в коридоре. Проходивший в этот момент раб едва не упал в обморок, увидев, как в стене мгновенно треснула штукатурка и образовался чёрный пролом, из которого выскочила его хозяйка.
— Молчи! — грозно приказала Амалаберга, увидев, как он, упав на колени и выронив поднос с фруктами, открыл было рот. — Молчи, иначе я прикажу запороть тебя до смерти.
Она быстро пошла по коридору, свернула за угол и, не обращая внимания на испуганных её странным видом слуг, ни один из которых не посмел преградить ей дорогу, выбралась во двор. Раб-привратник послушно открыл ворота, и Амалаберга, облегчённо вздохнув, выбежала на улицу.
Она, разумеется, не обратила внимания на лысого бродягу, который, завернувшись в плащ, сидел неподалёку; зато Кирп, увидев взволнованную девушку, моментально насторожился и встал на ноги. Проводив взором быстро удалявшуюся Амалабергу, он заколебался — то ли следовать за ней, то ли вновь попытаться проникнуть в дом.
Пока он метался перед воротами, терзая свою бороду и не зная, на что решиться, Амалаберга уже смешалась с уличной толпой и скрылась из виду. Однако Кирп был достаточно проницателен для того, чтобы понять как причину её странного бегства, так и куда она направлялась. Он снова приблизился к воротам и уже хотел было постучать, как вдруг они сами открылись и из них выехали несколько всадников. Раб-атриенсис, узнав о бегстве Амалаберги, поспешил доложить об этом Тригвилле, и тот вместе с Кассиодором устремился в погоню.
— Господин, господин! — закричал Кирп, подбегая к магистру оффиций и хватаясь рукой за его стремя. — Позволь мне сказать...
— Ты видел девушку? — мгновенно спросил Кассиодор, узнав Кирпа.
— О да! Она побежала в сторону улицы, на которой находится церковь святого Иоанна. Там живёт...
— Молчи, — тихо, но внушительно сказал магистр оффиций и наклонился в седле, приблизив своё грозное лицо к лицу сирийца. — Я знаю, кто там живёт, но об этом необязательно знать остальным. Ты выполнил моё поручение?
— Да, и хочу сказать, что он всё ещё должен находиться в том доме, где я его оставил...
— Превосходно. Тогда немедленно возвращайся в мой дворец и держи язык за зубами.
— Какого дьявола? — возопил Тригвилла, подъезжая ближе. — Пока ты беседуешь с этим поганым рабом, мы можем её упустить!
