Да, энергия столь же фундаментальна, как законы термодинамики, но она вовсе не является единственным детерминантом эволюции биосферы, жизни в целом и человеческой деятельности в частности: эволюция неизбежно энтропийна, но существуют другие факторы, которые нельзя заменить или повторить. Земля, залитая излучением, не могла породить углеродную жизнь без адекватного количества элементов, незаменимых для биохимических процессов, включая фосфор в АТФ, азот и серу в белках, кобальт и молибден в энзимах, кремний в стеблях растений или кальций в костях и панцирях животных. Эпигенетическая информация направляет энергию на поддержание, рост и дифференциацию, а также на репродукцию; эти необратимые трансформации рассеивают как материю, так и энергию, и на них влияют доступность земли, воды и питательных веществ, а также необходимость выстоять в межвидовой конкуренцией и борьбе с хищниками.
Энергетические потоки ограничивают, но не определяют организацию биосферы в любом масштабе. Как писали об этом исследователи (Brooks and Wiley 1986, 37–38):
«Энергетические потоки не обеспечивают нам объяснения, почему существуют организмы, почему они столь различны или почему существуют различные виды… Внутренне присущие организмам свойства определяют, как будет течь энергия, а не наоборот. Если поток энергии был бы определяющим для биологических систем, то живое существо не могло бы умереть от голода… Мы предполагаем, что организмы являются физическими системами с генетически и эпигенетически определенными индивидуальными характеристиками, которые используют текущую через среду энергию сравнительно стохастическим образом».
Но эти фундаментальные факты не оправдывают игнорирования роли энергии в истории; более того, они говорят о том, что ее необходимо рассматривать. В современных сложных человеческих обществах использование энергии много больше, чем вопрос желания, и оно обеспечивает много больше, чем простые физические потребности. Количество энергии в распоряжении общества накладывает очевидные пределы на размах его действий, но мало что может сказать по поводу базовых экономических достижений общества или его нравственного облика. Доминирующее топливо и первичные движители находятся среди наиболее важных факторов, придающих обществу форму, но не они определяют характер его успехов или падений. Это особенно очевидно, когда оцениваешь равенство между энергией и цивилизацией. Данная концепция, столь распространенная в современном обществе, приравнивает высокий уровень использования энергии к высокому уровню цивилизации: можно вспомнить, например, заключение (Fox 1988, 166): «усовершенствование культурных механизмов происходило с каждым усовершенствованием стыковки энергетических потоков».
Появление такой идеи вовсе не выглядит удивительным: только рост потребления ископаемых энергий смог удовлетворить такое количество материальных желаний в таком масштабе. Больший объем собственности и комфорта стали приравнивать к прогрессу цивилизации. Этот неравновесный подход исключает целую вселенную творческих – моральных, интеллектуальных и эстетических – достижений, не имеющих очевидной связи с потреблением энергии. Никогда не было ясной корреляции между способами и уровнями использования энергии и «усовершенствованием культурных механизмов». Кроме того, подобный энергетический детерминизм, как и любой другой упрощающий подход, ведет в ложном направлении.
Исследователи предложили (Georgescu-Roegen 1980, 264) прекрасную аналогию, которая также отражает и сложность исторических объяснений: геометрия ограничивает длину диагоналей в квадрате, но не его цвет, и «почему квадрат оказался зеленым, например, странный и почти невозможный вопрос». И таким же образом поле физических действий и достижений любого общества ограничено императивами, вытекающими из зависимости от определенных потоков энергии и первичных движителей, но даже небольшое поле можно превратить в прекрасный гобелен, возникновение которого не так просто объяснить. Несложно найти исторические доказательства для этого заключения на всех уровнях человеческой деятельности.
Универсальные, все еще актуальные этические заповеди были сформулированы древними мыслителями и моралистами, а также основателями доживших до нашего времени религий на Ближнем Востоке, в Индии и Китае в низкоэнергетичных обществах, где большая часть населения беспокоилась только о базовом физическом выживании. Христианство и ислам, две доминирующие монотеистические религии, которые продолжают оказывать мощное влияние на современный мир, появились, соответственно, около 20 и 13 веков назад, в пустынных ареалах, где сельскохозяйственные общества не имели технических средств, чтобы превращать изобильный солнечный свет в полезную энергию. Греки классической эпохи часто говорили о своих рабах в терминах, которые четко помещали последних на одном уровне с рабочими животными (именуя их tetrapoda, четвероногими, в отличие от andrapoda, двуногие, как называли свободных людей), но они дали нам фундаментальные идеи личной свободы и демократии. Одновременное существование свободы и рабства – один из наиболее примечательных аспектов греческой истории (Finley 1959), и нечто похожее, признание равенства всех людей и рабство, существовало в начале Американской республики.
США приняли свою визионерскую конституцию («Все люди созданы равными») в те времена, когда основным источником энергии служила древесина. Главный составитель этого документа и четвертый президент, Джеймс Мэдисон (1751–1836) был рабовладельцем, точно так же как и первый и третий президенты, Джордж Вашингтон (1732–1799) и Томас Джефферсон (1743–1826). Германия конца XIX века породила агрессивный милитаризм, а двумя поколениями позже – фашизм, и все сразу после того как стала ведущим потребителем энергии в континентальной Европе. Италия и Испания попали в тенета диктаторских режимов соответственно в 1920-х и 1930-х годах, когда потребление энергии в этих странах на душу населения было одним из самых низких на континенте и они отставали от Германии на поколения.
Художественные достижения тоже имеют мало отношения к уровню потребления энергии или виду энергии, который использовался в то время, когда они были совершены: создание литературы на все времена, рисование, скульптура, архитектура или музыка не показывают связи со средним уровнем потребления энергии в обществе. В первом десятилетии XVI века бездельник на площади Синьории во Флоренции мог наткнуться всего за несколько дней на Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело и Боттичелли: сосредоточение творческих гениев, которое совершенно необъяснимо с точки зрения потребления дерева и использования тягловых животных, обычных практик в то время в любом городе Италии, а также всей Европы и Азии.
Никакие энергетические соображения не могут объяснить присутствие Глюка, Гайдна и Моцарта в одной комнате в Вене при императоре Иосифе II в 1780 годах, или тот факт, что в 1890-х в Париже свежий роман Эмиля Золя мог быть прочитан в тот же день, когда выставлялись новые полотна Клода Моне или Камиля Писсарро, а Густав Доре дирижировал «LApres-midi d un faun» Клода Дебюсси (рис. 7.11). Более того, искусство не демонстрирует прогресса, соотносимого с энергетическими эпохами: изображения животных из неолитических пещер Южной Франции, пропорции классических храмов Греции и Южной Италии, средневековые гимны из французских монастырей ничуть не менее интересны и актуальны, чем красочные композиции Жоана Миро, необычные очертания зданий Кензо Танге или напор и меланхолия музыки Рахманинова.
