— Ты не должна была этого делать.
— Для тебя, Бруки, я готова на что угодно. — Алексис мерила шагами небольшую палату. — Ты не сможешь работать в клубе следующие несколько недель, но волноваться не о чем. Я заплачу в любом случае. У тебя ведь больничный.
— Не говори ерунду. Я работаю по контракту. Больничный не был частью нашего соглашения.
Алексис глубоко задышала, ее глаза вспыхнули. В таком состоянии она стала очень похожа на своего деда.
— Это мои деньги и мое мероприятие. Я могу делать все, что захочу.
У Брук на глаза навернулись слезы. Она была подавлена, измучена и едва не потеряла всякую надежду на будущее. Ей недоставало уверенности Остина, его утешительного присутствия, поддержки. Она скучала по нему. Он как наркотик, который тело жаждет не переставая.
Алексис на ее стороне, и это многое значит.
— Спасибо тебе. По крайней мере, сломана левая рука. Я могу работать над карандашными набросками для моих росписей. Так что все сделаю.
— Ну, ладно, хватит.
Вскоре документы были заполнены, и подруги отправились в путь.
Наиболее короткий маршрут из больницы в квартиру вел мимо здания Техасского клуба скотоводов. Тем не менее Алексис объехала его за три квартала.
Брук притворилась, что не заметила. Когда они достигли улицы, где Остин арендовал дом для себя, ребенка и временной жены, она ощутила огромную печаль. Она так старалась все делать правильно. Но в последнее время ей стало казаться, что все, к чему прикасается, обращается в пепел.
Быстрее всего внутрь можно попасть через гараж. Если бы они с Остином пошли в тот день таким путем, а не по лестнице, ничего бы не случилось и она стала его женой.
Ее охватил озноб, хотя день выдался достаточно теплым. Сегодня ноябрь показывал всем свою хорошую сторону. Никто не знал, сколько это продлится. Также никто не знал, разделят ли когда‑нибудь постель Брук и Остин.
Алексис помогла ей войти и вернулась в машину забрать вещи. Тем временем Брук осмотрела дом. Остин не шутил. Все следы его присутствия действительно были стерты.
Алексис провела инспекцию в кухне.
— Основные продукты у тебя в наличии. Но я дам распоряжение привезти еще, хотя бы на несколько дней. Доктор сказал, что ты должна только отдыхать и делать легкие упражнения.
— Да, дорогая моя. Я бы обняла тебя, но не думаю, что смогу это сделать.
Алексис ухмыльнулась.
— Хорошо. Серьезно, Бруки. Обещай, что будешь писать мне сообщения в любое время дня и ночи. Я не сомкну глаз, беспокоясь о тебе.
— Клянусь. Я буду образцовой пациенткой.
— Хорошо. Мне нужно в клуб. Я пришлю обед и заеду в полдень.
Надо было как‑то прожить этот день. Брук никогда не любила смотреть телевизор. Для кино тоже не было настроения.
Она послушала музыку, поговорила с ребенком, поработала над эскизами и постоянно обдумывала, как жить дальше. Последние три месяца изменили ее. Она перестала позволять другим людям контролировать себя. Они с ребенком стали единым целым. Теперь ее задача — создать дом и обеспечить будущее сыну или дочери.
Суббота тянулась так же медленно, как и пятница. Какая‑то часть души Брук надеялась увидеть Остина, но это было бесполезное желание. Он пропустил два дня работы из‑за похорон свекра, а тут еще и несостоявшаяся свадьба и больница. Ему понадобится сегодня наверстать упущенное, тем более погода такая славная.
К воскресенью Брук физически чувствовала себя намного лучше. Однако сердечные раны заживали не так быстро. Всякий раз, когда она проходила мимо комнаты Остина, у нее все внутри сжималось.
Она хотела быть независимой, но никак не могла решить, что делать с жильем. Съехать отсюда? Остаться? Вернется ли Остин в этот дом?
С каждым часом вопросов возникало все больше.
Около трех часов пополудни солнце светило так ярко и вокруг все сияло, что она не могла больше сопротивляться. Схватив одеяло из шкафа, пробралась на задний двор, расстелила одеяло на земле и растянулась на спине.
Передвигаться было сложнее, чем она ожидала. Поврежденные ребра громогласно протестовали. Но наконец, когда немного утихла боль, она закрыла глаза и вздохнула. Она предусмотрительно намазала лицо и руки солнцезащитным кремом, поэтому солнечные лучи были ей не страшны.
Заложив руки за голову и скрестив ноги, Брук сосредоточилась на том, чтобы расслабить тело, каждую мышцу, достичь успокоения и безмятежности. Понемногу ей это удавалось. Ведь никто еще не умирал от разбитого сердца.
Любовь к Остину стала подарком Небес. Ярким, замечательным даром. Больно было его отпускать, осознавая, какую радость, какое счастье он мог бы ей дать.
Когда она проснулась, солнце уже опускалось за горизонт. Сон продолжался довольно долго, что неудивительно, ведь ее организм по‑прежнему нуждался в восстановлении.
Она закрыла глаза и сосредоточилась на звуках улицы. Несмотря на ноябрь, кто‑то рядом косил газон. Лаяли собаки. Звенел детский смех. Потом раздался странный звук, и чья‑то тень заслонила ей солнце.
Она приоткрыла глаза.
— Алексис?
Никто больше не имел ключа.
Никто, кроме Остина.
Он присел рядом с ней.
— Нет. Это я.
Если она попытается сесть, будет больно. Он постарается помочь, прикоснется к ней, и она потеряет самообладание.
Значит, лучше не двигаться.
— Что ты здесь делаешь?
— Я здесь живу.
— Разве? Что‑то я не уверена.
— Ты злишься.
Брук прикрыла глаза. Солнце стояло над горизонтом низко.
— Нет. Не злюсь. Я запуталась. И мне грустно. Который теперь час?
— Почти пять.
— Неудивительно, что я голодна.
Она силилась говорить деловито, но сердце бешено билось. Независимо от причин его прихода, разговор предстоял тяжелый.
— Тебе не холодно?
— Пока нет. Но земля постепенно остывает.
— Могу я тебе чем‑нибудь помочь?
Она отрицательно покачала головой.
— Я могу все делать сама. Пожалуйста, не надо прикасаться ко мне.
Остин вздрогнул. Возможно, слова были слишком резкими. Но это не ее проблема. Она действует в режиме самосохранения.
Глубоко вздохнув, Брук перекатилась на бок, встала на колени, и боль в ребрах вернулась. Еле‑еле она поднялась.
— Надо зайти внутрь. Сейчас начнет темнеть.
Не глядя, он следовал за ней. Она, цепляясь за лестничные перила, как старуха, заковыляла вверх, преодолевая по одной ступеньке.
