— Потому что ты пугала меня. Ты дала мне надежду на проблеск света, тепла и счастья, и я этого хотел. Боже, Брук, как я хотел этого.
— Но?
— Я был в ужасе, не знаю, как тебе объяснить. И вообще, может ли кто‑нибудь это понять, пока сам не пройдет через такое. Наблюдать за тем, как умирает любимая женщина, хуже, чем заболеть самому. Дженни прошла через ад. У меня было чувство, что я бы дал себе отрезать конечность, Брук, только чтобы избавить ее от мучений. Но я не мог ничего сделать. Ей пришлось идти по этой дороге в одиночку, и лучшее, что я мог сделать, — быть рядом.
— Быть рядом — это очень много.
— Мне так не казалось. Я никогда не чувствовал себя настолько беспомощным. А когда встретил тебя, такую светлую, с милой улыбкой и радующуюся жизни, я так хотел впустить тебя в сердце и душу, но мне было слишком страшно.
— Страшно отчего?
— Страшно от ответственности за другого человека. Я больше не хочу чувствовать эту боль.
Ее сердце упало.
— Но потом я забеременела, и ты придумал план Б.
— Именно. Но даже тогда перестраховался. Сказал, что буду спать с тобой и обеспечу ребенка, а сам останусь в стороне.
— Тогда зачем ты решил жениться на мне?
Он вскочил и снова зашагал взад и вперед, переполненный миллионом противоречивых эмоций.
— Я не знаю.
Брук, морщась, медленно встала.
— А мне кажется, знаешь, Остин.
Эта ее задумчивая улыбка. Будто внутри ее иссяк бесконечный источник надежды.
— Я хотел, чтобы наш ребенок родился в законном браке.
— Никого больше не заботят подобные вещи.
— Зато для Ройала это важно.
— Возможно. Но ведь ты не поэтому согласился на мое предложение, правда?
— Это одна из причин.
О наличии другой причины признаться труднее. Практически невозможно.
Остин засунул руки в карманы, избегая искушения обнять Брук.
— Ты уверена, что с ребенком все в порядке?
Брук прислонилась спиной к холодильнику, осторожно перенося вес с одной ноги на другую.
— Да. Хватит менять тему разговора. Скажи, каково это — увидеть, как я упала.
Остин уставился на нее. Нет! Он вспомнил этот момент, и у него опять закружилась голова.
— Я волновался. Все произошло так быстро. Я боялся, что ты серьезно ранена, можешь никогда больше не очнуться или у тебя случится выкидыш.
Большие серые глаза Брук, казалось, заглядывали ему прямо в душу, в самые потайные уголки.
— Ты винил себя, Остин?
Его затрясло. Да. Так оно и было. Правда. Он видел, как она упала с этой проклятой лестницы. И должен был находиться рядом, держать ее за руку.
— Ты не подождала меня, — прохрипел он.
— Именно. Дженни тоже была взрослой женщиной, могла записаться на прием и пойти к врачу, когда кашель только начинался. — Брук перевела дух. — Прости, что напугала тебя. Но ты не можешь контролировать все, Остин. И никогда не сможешь.
— Ты была без сознания. — Он переживал этот ужасный момент снова. — Шел дождь, а на тебе было красивое свадебное платье, и все, что я мог сделать, — присесть на корточки и молиться, чтобы ты не потеряла ребенка.
— Потеря ребенка решила бы твою проблему.
От ее слов его охватила жгучая ярость.
— О боже, не смей так говорить. Не смей так говорить!
Она обхватила себя руками, бесстрашно и непоколебимо принимая его гнев.
— Почему бы и нет, Остин? Ведь это правда.
Пропасть снова разверзлась у него под ногами.
Брук продолжала давить и давить на него. Будто думала, что он достаточно смелый, чтобы ее перепрыгнуть. Но он не смелый. Он буквально окаменел от страха.
Она протянула руку, ее улыбка задрожала.
— Скажи, почему ты так расстроился, когда я упала. Почему находился рядом в больнице, когда я проснулась. Почему арендовал этот прекрасный дом для нас, а потом переехал, и теперь я вынуждена спать здесь совсем одна. Скажи мне, Остин. Почему?
Он не мог ничего сказать. А если бы сделал это, судьба снова ударила его, поставила на колени и наказала бы за то, что он осмелился поверить, будто может вновь обрести счастье в жизни. Однако он в долгу перед Брук за то, что причинил ей боль. Она заслуживает хотя бы правду, которая состоит в том, что Остин не тот человек, которым представлялся.
Прежде чем он успел заговорить, Брук подошла к нему и положила голову ему на плечо. Обвила его талию.
— Ты дал мне так много, Остин. Я хотела освободиться от влияния родителей и встать на ноги, зажить самостоятельно. Ты помог мне осуществить это. Я всегда буду благодарна тебе за поддержку.
— Ты это сделала сама. — Он крепко, с бесконечной нежностью обнимал ее. — Ты смелая, решительная и такая сильная. Я люблю тебя, Брук Гудман. Телом и душой. Дженни была моей первой любовью, любовью молодости. А ты моя вечная любовь, мать моего ребенка, женщина, рядом с которой я хотел бы состариться.
— Я тоже тебя люблю, глупый Ковбой. Никогда не покидай меня.
Ее голос прервался на последнем слове, и она заплакала. Они стояли обнявшись. Долго, целую вечность.
Наконец Брук отстранилась и посмотрела на него, ее ресницы были влажными, глаза покраснели.
— Я не ревную тебя к Дженни. Правда, нет. И рада, что она была с тобой.
Остин медленно покачал головой, вытирая слезу с ее щеки.
— Ты необыкновенная женщина. Однако послушай, моя дорогая. Я собираюсь провести следующие пятьдесят лет с тобой. Хочу осыпать тебя любовью, нежностью, демонстрировать мою привязанность. Хотя, вполне возможно, я испорчу тебе жизнь. Ты готова?
Крохотная ухмылка коснулась уголков губ Брук.
— Это угроза или обещание?
Остин глубоко вздохнул, чувствуя, как все внутри наполняется блаженством.
— И то и другое. Как ты отнесешься к тому, что мы отпразднуем нашу свадьбу после Рождества? Мне не очень понравилось, как все получилось в первый раз.
Брук нахмурилась.
— Я не хочу ждать так долго, чтобы стать твоей женой.
— Я готов обсуждать даты, но на меня рассчитывают на аукционе. Я должен сдержать обещание. А еще я решил, что мы с тобой отправимся в прекрасный медовый месяц. Как в старые добрые времена, когда пары уезжали в Европу. Я хочу, чтобы до рождения ребенка ты успела посетить все художественные галереи. Как считаешь?
Брук уставилась на него.
— Это просто потрясающе. При этом я по‑прежнему не возражаю против скромной регистрации брака.
