Мама кивнула.
– Что здесь с тобой делают? – хрипло проговорила я.
Мама вздохнула и ничего не ответила. Бабаня мне говорила когда-то, когда мама здесь в первый раз была, что лечиться от водки очень тяжело, но я тогда маленькая была и ничего не понимала.
– Тебе что… С тобой что-то делают? Тебе больно?
Мама грустно улыбнулась и покачала головой. Мне стало легче. Бабаня вдруг пожаловалась на сердце и сказала, что пойдёт постоит на крыльце, так как здесь очень влажно и душно. Она, конечно, нарочно оставила нас вдвоём, но мы ещё некоторое время молчали.
– Как в школе? – спросила мама.
– Нормально…
– Сбор скоро?
– Точно не знаю… – Не могла же я сказать, что мы один сбор пропустили.
– Слушайся Бабаню, кроме неё, у нас никого нет.
– Я слушаюсь…
Мама заплакала.
– Анюточка, – она крепко обняла меня, – ты веришь, что я люблю тебя?
Я не могла ей ответить, комок стоял в горле. Я только кивнула.
– Меня родительских прав хотят лишить, ты знаешь?
– Пусть попробуют…
– Я больше не буду пить, Анюта… Я очень хочу вылечиться…
– В первый раз ты тоже обещала… А потом снова… Выйдешь отсюда – тут же эта преподобная тётя Клава появится и дядя Сергей… Они от тебя не отвяжутся.
– Нет… Я больше с ними пить не буду… У них детей нет. А у меня есть ты…
– Если они хоть раз у нас появятся – я их выгоню! Я их с лестницы спущу!
Но тут я вспомнила, что десять месяцев в году нахожусь на сборах. Мне стало страшно: Бабаня давно говорила, что женский алкоголизм не лечится, что есть только один способ избавиться от него – не пить совсем. Маме я не верила.
Я не спала всю ночь. Всё думала, думала: что мне делать со всеми этими дядьками и тётками, которые липли к маме, как мухи? Может быть, пойти в полицию и попросить… Что попросить? В нашей полиции маму знают, знают, что у нас в квартире собираются чуть ли не все пьяницы микрорайона, что… Да и вообще… Это я так – попросить… У меня ведь не хватит смелости туда прийти… И к кому?
В коридоре, надрываясь, зазвонил телефон. Так звонит междугородняя. Бабаня, шаркая старческими ногами, прошлёпала мимо моей двери. Потом она несколько раз начинала с кем-то разговор, но он всё время прерывался. По беспокойным вопросам Бабани я поняла, что с её братом случилось какое-то несчастье и он находится в больнице. Бабаня наконец пошла было к себе, но я окликнула её. Она зажгла свет и присела на краешек моей постели.
– Вот такие дела, подруга… Надо ехать. У Якова – инсульт, кровоизлияние в мозг, значит… Он у меня один-одинёшенек… Надо ехать, ничего не поделаешь…
Тут я испугалась, что останусь совсем одна.
– Ничего, Бабаня… Прорвёмся. Поезжай, коли надо… Я одна пока поживу, а там сбор будет… Ничего.
– Ты спи, подруга. – Она чмокнула меня в щёку. – Утром Ирине позвоню, будем вместе решать, что с тобой делать.
Ирине… С Ириной, между прочим, у нас опять история вышла. Опять она меня достала. В последнее время у меня не ладится обязательная программа на брусьях. Как заело – падаю, и всё. То на соскоке свалюсь, то на самом простом элементе. Ирина убеждена, что это потому только, что я умудрилась набрать полтора килограмма лишних. Лишний вес у нас всё равно что оскорбление. Ни одна гимнастка добровольно не признается, что поправилась. Честно говоря, сама поражаюсь: откуда эти полтора килограмма? В школе-то питаюсь кое-как. Если только вечером чаю у Бабани попью, у неё варенье – не откажешься… Но я и без Ирининых проповедей знаю, что поправляться нельзя, к сборам надо обязательно взять себя в руки и похудеть. Но пока… Накануне несколько раз свалилась с брусьев, Ирина как завелась… Поставила перед строем, начала кричать, как всегда, не выбирая выражений.
– Посмотри на себя, какая уродина! Живот из купальника вываливается!
И пошла, и пошла… Малыши слушают, все старшие девчонки тут, и, между прочим, у нас две трети тренеров – мужчины… У меня внутри аж закипело всё… Разозлилась ужасно.
А сегодня нас отпустили с последнего урока – заболела математичка. Можно было перед тренировкой часик дома побыть. И вот, пока я мчалась домой, у меня появилась идея… Я решила назло Ирине… Ладно, думаю, если я на жидких школьных харчах полтора килограмма наела, то что вы скажете, Ирина Николаевна, если я… К соревнованиям, конечно, похудею, как тростиночка стану, я это умею, но сегодня я вам преподнесу сюрприз…
Влетев в квартиру, я тут же бросилась в кухню и заглянула в холодильник. Ура! Молоко есть, масла хватит. Я швырнула на газ две чугунные сковородки и быстро стала разводить тесто. Блины жарить меня учила Бабаня. Теперь они у меня получаются даже вкуснее, чем у неё. На блинах в гимнастике далеко не уедешь, но сегодня мы оторвёмся, точно… Скоро вся кухня была в чаду, а на тарелке выросла гора блинов. Заварив чай и достав Бабанино варенье и сметану из холодильника, я уселась за стол. Во-первых, я и на самом деле здорово проголодалась, а во-вторых, я даже подпрыгивала от радости при мысли, что ем назло Ирине… Наелась я довольно быстро, но через силу проглотила ещё пару блинов. Время поджимало, но я стала такой тяжёлой, что даже идти быстро не могла, чуть не опоздала. Конечно, я побаивалась, что Ирина, увидев такую разбухшую от блинов каракатицу, выгонит меня с тренировки, но не прощать же ей хамства, в конце концов!
Самое удивительное, что Ирина не обратила на меня никакого внимания. Она была чем-то озабочена, всё время выходила из зала, ни разу не поставила меня на весы, даже когда я опять свалилась с брусьев. Свалилась-то я нарочно, но блины и в самом деле тянули меня книзу, тренироваться было очень тяжело. Блины мешали дышать, я ощущала их вкус не только во рту, но и в носу тоже… И, повторив несколько раз комбинацию, я вдруг почувствовала себя ужасно плохо. У меня сильно закружилась голова, я покрылась липким потом, жутко затошнило, и я, шатаясь, поволоклась в туалет. Тут Ирина перепугалась и побежала вслед за мной. Потом я лежала в медпункте на кушетке, медсестра расспрашивала меня, что я сегодня ела, а Ирина ругала школьные обеды… И хотя всё получилось совсем не так, как я хотела, и чувствовала я себя отвратительно, но всё-таки было приятно, что Ирина так испугалась за меня. Она отвезла меня домой на своём «опеле» и передала Бабане, как эстафету. Когда мы вошли, Бабаня на кухне доедала мои блины, и я сильно испугалась, что сейчас моя тайна раскроется. Но Ирина быстро распрощалась и ушла, пообещав утром позвонить. Бабаня было захлопотала вокруг меня, но я сразу всё ей рассказала. Ух и смеялась же она! И так смешно меня ругала… И как ни плохо я себя чувствовала, я тоже потихонечку смеялась.
После бессонной ночи я никак не могла сосредоточиться на уроках. Думала то о маме, то о Бабане и её больном брате, то о блинах и Ирине… Наташка на всех уроках всегда сидела рядом со мной. Она несколько раз о чём-то спрашивала, наклоняясь к самому моему уху, но я никак не могла понять, чего она хочет. Наконец она повертела пальцем у виска и обиженно отвернулась. Но на перемене не выдержала, спросила:
