Я сажусь и продолжаю:
– Поставили еду, а она такая, ну прямо как надо. Садись и ешь. Они тут профессионалы, знают, как обращаться с пациентами.
– Именно, – говорит мама. – Ну а чем планируешь заняться?
– Думаю, на занятия…
– О, Крэйг! Это твои родные?
На сцене появляется Президент Армелио. Сару поначалу пугают его волосы и заячья губа, но его ни на миг не ослабевающая восторженность – не знаю, перед жизнью, что ли, – прогонит чей угодно страх. Он жмет руку каждому и говорит, что мы – прекрасная семья, а я – отличный парень.
– Крэйг, дружище! Хочешь, сыграем в карты?
Президент Армелио поднимает колоду карт с таким видом, словно он ее только что из моря выудил.
– Ага, еще как хочу! – говорю я и встаю. Когда там я в последний раз играл в карты? Еще до экзаменов, кажется, до старших классов точно.
– Отлично! – восклицает Армелио. – Наш человек! Давай сыгранем. Я тут уже давно понял: на этом этаже конкурентов в картах мне нет! Во что хочешь? Может, в пики? Ну, держись, дружище, разнесу я тебя в пух и прах! Ох разнесу!
Я смотрю на родителей.
– Мы тебе позвоним, – говорит мама и добавляет: – А что со сном?
– Сейчас мне не уснуть, я на взводе, – отвечаю я, – но перекантуюсь как-нибудь. Голова начинает побаливать.
– Побаливать? Когда я разнесу тебя в пики, дружище, она не то что побаливать – раскалываться будет! – Армелио ковыляет в гостиную и принимается раскладывать карты.
– Увидимся, – говорит Сара, обнимая меня.
– Пока, сынок, – трясет мне руку папа.
– Люблю тебя, – говорит мама. – Я позвоню и продиктую номера твоих докторов.
– Телефонную карту не забудь.
– Принесу, не забуду. Ну, давай держись, Крэйг.
– Ага, постараюсь.
И как только они скрываются за поворотом, я иду прямиком в гостиную, где и провожу остаток дня: учусь играть в пики, в которые Армелио разносит меня в пух и прах.
Двадцать пять
Я боюсь звонить по телефону в шестом северном: возле него всегда такой кипеж. Бобби и тому белобрысому парню, Джонни, постоянно названивают какие-то, как я понял, сердобольные особы женского пола. В начале разговора Бобби рад и счастлив, через каждое слово у него «малышка», потом он начинает сердиться и в итоге шваркает трубку на рычаг со злобным «вот стерва!», на что Смитти делает ему замечание, Бобби же уходит с индифферентным видом, откинув назад спину. Минут через пять ему снова звонят, и он сыплет «малышками», как и раньше. А сам он к телефону никогда никого не зовет, это только Армелио делает. Но тот, если снимает трубку, всегда отвечает: «Паб „У Джо“», а потом уже спрашивает, кого позвать.
В те редкие минуты, когда Джонни и Бобби не висят на телефоне, я иду туда, прихватив телефонную карту, – мама купила ее, как только они с папой и Сарой ушли, и принесла уже через двадцать минут. Я снимаю трубку и слышу гудки, набираю 800, перед тем как вставить карту… и не вставляю. Не могу я. Не могу звонить.
Сейчас люди в том мире понятия не имеют, где я и что со мной. Я вроде как замер, все спокойно, все под контролем. Но рано или поздно этот пузырь лопнет. Останься я тут даже до понедельника – начнет копиться домашка, поползут слухи: «Что с Крэйгом?»
«Он болен».
«Он не болен, у него алкогольное отравление, потому что он не умеет пить крепкие напитки».
«Я слышал, что он принял какие-то пилюли и психанул».
«А я слышал, что он осознал, что гей, и теперь пытается с этим как-то примириться».
«Слышал, что родители отправили его в другую школу».
«Все равно с учебой у него было так себе, он же постоянно лажал».
«Он залип у компа, даже двинуться не может. У него ступор».
«Он проснулся и подумал, что он лошадь».
«Да пофиг вообще, какой там был третий вопрос?»
Тогда у меня в голосовой почте было два непрочитанных сообщения, сейчас их, наверное, больше, и на каждое нужно отвечать, а потом отвечать на ответные сообщения – и вот они, Щупальца. Возвращаемся к тому, что было прошлой ночью. Не могу я туда идти. Подожду еще. Пять минут ничего не изменят. Но вот уже у телефона Бобби, и я жду еще пять минут. А сообщения все прибывают. И это не считая писем на электронку. Учителя там, наверное, такого напридумывали, вовек не переделать.
– Извините, вы будете звонить? – спрашивает огромная чернокожая тетя с тростью, пока я таращусь на нее в недоумении.
– Э-э-э, ага, – снимаю я трубку, – буду, буду.
– Ладно, – улыбается она одними деснами.
Я начинаю вводить цифры: ПИН-код, потом мой номер.
«Пожалуйста, введите пароль, затем нажмите решетку».
Я так и делаю.
«У вас – три – новых сообщения».
Слава богу, только одно добавилось.
«Последнее оставленное сообщение: помечено как срочное».
Ну вот.
«Крэйг, это Ниа, я просто, э-э-э… ты был такой странный во время нашего последнего разговора. Хотела узнать, все ли у тебя хорошо, а то ты не берешь трубку, и… – ах да, два часа ночи, с какой стати тебе отвечать? Но все равно я переживаю, вдруг ты потом пошел и сделал из-за меня какую-то глупость. Не надо. То есть это мило и все такое, но не надо. Ну и в общем-то все. Я тут с Аароном, он такой придурок. Пока».
«Чтобы стереть это сообщение…»
Я нажимаю 7.
«Следующее сообщение».
«Это Аарон, Крэйг, перезвони мне, чувачок! Давай зависнем…»
Нажимаю 7–7.
«Следующее сообщение».
«Добрый день, мистер Гилнер, это ваш учитель физики, мистер Рейнолдс. Я нашел ваш номер в журнале. Нам надо поговорить о пропущенных вами лабораторных работах, вы не были на пяти занятиях…»
7–7.
Осторожно кладу трубку, будто это змея какая, а потом снимаю и набираю домашний. Теперь-то уж до конца.
– Сара, можешь найти у меня в мобильном номера Ниа и Аарона? А еще посмотри в неотвеченных, там должен быть манхэттенский номер, продиктуй его тоже, а то мне надо нашему физику позвонить.
– Поищу, конечно. Как ты там?
Я смотрю налево: парень-еврей в белых штанах, ермолке со свисающей бахромой, заплетенными в косы волосами и в сандалиях чешет по коридору прямиком ко мне. У него в бороде какие-то красные крошки от еды, и выглядит он как полный псих. Не спуская с меня безумных глаз, он представляется:
