– Значит, ты хочешь бросить школу? – возвращает нас папа в русло практичности.
– Я не хочу бросать, – поворачиваюсь я к нему. – Я хочу перевестись.
– Но это означает, что школу, в которой ты сейчас…
– В другой школе он не справится! – горячо возражает Сара. – Посмотрите на…
– Да погодите же вы, дайте сказать, – обращаюсь я к ним, глядя на всех троих. – Не знаю, как объяснить, но здесь время течет медленнее, и у тебя появляется возможность обдумать все не спеша…
– Ну, может, это потому, что не нужно ни на что отвлекаться…
– А еще мне кажется, что часы немного…
Я прерываю их, выставив ладонь вперед:
– В общем, здесь есть время подумать о том, почему ты сюда попал. И яснее ясного, что никто не хочет сюда возвращаться. Я точно не хочу.
– Хорошо. Я – тоже, – говорит папа. – В тот раз я пошутил насчет того, что хочу сюда лечь.
– Ясно, пап. А ты принес кино?
– Конечно. Мне же можно остаться и посмотреть с тобой?
– Даже не вопрос. Ну так вот, я думал и думал, когда же у меня все это началось. И понял: мне стало хуже, когда я перешел учиться в Академию.
– Вот оно что, – вздыхает мама.
– Тот день был самым счастливым в моей жизни. Но с того же дня все покатилось по наклонной.
– Такое происходит со многими взрослыми, – говорит папа.
– Ты перестанешь его перебивать? – возмущается Сара. Папа складывает руки за спиной и выпрямляется.
– Ничего, Сара. И я… мне кажется, что я так сосредоточился на поступлении в Подготовительную академию управления, потому что воспринял это как вызов. Я хотел одержать победу и ощутить, каково это. А об учебе там я даже не задумывался.
– И теперь ты хочешь заниматься рисованием, – уточняет мама.
– Ну, если посмотреть, то математика мне никогда особенно не нравилась, и у меня с ней получалось только потому, что там можно разложить все по полочкам и получить удовлетворение от сделанного. Английский язык тоже не вызывал особенных восторгов. А вот это… – Я указываю на мозгокарты. – Это совсем другое дело. Это я просто обожаю и предпочел бы заниматься любимым делом.
– Да уж, жизнь художника и без того тяжела, так что лучше бы это занятие любить, – говорит папа. – Это ж в основном художники и заканчивают в заведениях, подобных этому.
– Значит, раз он уже здесь, то ему художником и надо быть! – резюмирует Сара.
– Все же просто, – говорю я, вставая. – Сами посмотрите: я хотел попасть в лучшую школу города – и где я в итоге оказался?
– А ведь правда, – говорит мама, оглядываясь на проносящегося мимо Соломона.
– Если ничто не изменится, то вскоре я вернусь сюда же, потому что, выйдя отсюда, начну размышлять о том, как все было раньше и что изменилось.
– Ты прав, – говорит мама. – Я с тобой согласна.
– Ты уже знаешь, в какую школу пойдешь? – спрашивает папа.
– Может, в Манхэттенскую художественную академию? С моими оценками я туда переведусь без проблем…
– Но, Крэйг, это же школа для тех, кто облажался и никуда не годен, – возражает папа.
– О чем ты, пап? – Я трясу перед ним больничными браслетами, которыми теперь даже горжусь, потому что они настоящие и с ними нельзя не считаться. А правда, сказанная вслух, делает нас сильнее.
Папа стоит некоторое время неподвижно, глядя на свои ботинки, потом поднимает глаза и говорит:
– Ладно, мы сделаем все что нужно. Но тебе придется ходить в школу, пока не переведешься, и думаю, что это произойдет… не раньше следующего года.
– Ничего, я справлюсь, – заверяю его я.
– Знаю, что справишься, а мы поможем.
– Ужин! Все на ужин! – приближается к нам по коридору Президент Армелио. – Крэйг и его родственники, уже пора ужинать!
– Как у тебя с едой? Ты ел все это время? – спрашивает мама, пока я встаю и разминаю ноги.
– С едой все в порядке, я ем.
– Ой как хорошо!
– Ну ладно, вот тебе диск с фильмом. – Папа отдает мне его. – А я приду, когда ты поешь. Когда вы будете его смотреть?
– Приходи в семь. Правда, посещения заканчиваются в восемь.
– Ну, посмотрим, может, я и на подольше останусь.
Я нервно сглатываю. Вот уж на что-что, а на затянувшееся папино присутствие я никак не рассчитывал. Надо будет позаботиться, чтобы Смитти выставил его.
– До завтра, – говорит мама. – Нам сказали, что мы сможем забрать тебя рано утром, чтобы успеть до работы.
– Хорошо, к этому времени я соберусь.
– Дома куча всяких вкусностей.
– А я увижусь с тобой, как приду из школы, – говорит, обнимая меня за талию, Сара. – Как круто, что ты возвращаешься.
Я глажу ее по голове и спрашиваю:
– Ты стесняешься этого места?
– Ага, но мне все равно.
– Мне тоже, – говорю я. – Но по-другому, в хорошем смысле.
Сорок восемь
Что можно сказать про второго «Блэйда»… Если вам нравятся боевики, то это кино для вас. Я их прямо-таки обожаю. Боевики, как и блюзы, построены по определенной формуле: там всегда есть герой, злодей и девушка. Герой постоянно на волосок от гибели, но не сдается до последнего, и даже если он с гнильцой, все равно сценарий тот же. Еще должен быть сразу различимый по лицу придурок-злодей, которого прикончат под прессом или в бассейне.
Сценарий второго «Блэйда» заключается в том, что Блэйд гасит вампиров направо и налево. Он повсюду разгуливает в кожаном плаще и с мечом за спиной, и всем на это пофиг. Я уже молчу о том, что этим мечом можно на раз отчекрыжить себе зад, особенно на бегу или в прыжке с переворотом.
Но самая круть – это то, как вампиры умирают: они рассыпаются на пиксели в разноцветный прах в замедленной съемке. Я бы смотрел на это весь день: чистое исчезновение, ни трупа, ни остатков.
Все это я рассказываю Хамблу, пока мы помогаем Монике выкатить телевизор из кабинета для занятий и подключить его. Моника понятия не имеет, как пользоваться DVD – эти блестящие штуки ее пугают. Нам приходится несколько раз заталкивать диск в телик, пока он не прочитается, и в тот момент, когда он наконец запускается, нас поражает зрелище первого нападения Блэйда на гнездо вампиров в Праге, где тот спускается по пожарным лестницам, скачет через мотоциклы и втыкает меч в чуваков направо и налево.
На просмотр собралась разношерстная компания представителей шестого северного: Хамбл, Бобби и Джонни, Профессорша, Эбони, новенький пациент Человек, Бекка, ну и папа, который подошел ровно в семь. Он примостился в углу и тихонько там сидит, не привлекая внимания. Заслышав звуки фильма, пришел Джимми и сел рядом с папой.
