Но теперь его слова не казались мне единственным правильным ответом, хотя я тысячу раз повторяла их сама себе. Я закрыла глаза и снова увидела перед собой воду. Серебристую струйку пузырьков. Нитка бус, вспыхивающая на солнце.
И это казалось настоящим.
Я вытянула перед собой руки, опустив ладони вниз, глядя на отпечатавшиеся на коже символы.
Тысячелистник и белена. Жизнь и смерть.
Я закрыла глаза, и по щеке скатилась горячая слезинка. Если лодку подожгли, значит, это не было ритуальным жертвоприношением. Это была погребальная лодка. Да, так все и было. И племя Кирр не изгоняло меня. И не приносило в жертву богине Надр.
– Я не жертва, – произнесла я вслух, и мои слова прозвучали, словно заклинание.
Стиснув зубы, Джоррунд сухо произнес:
– О чем это ты?
– Это ведь была погребальная лодка, правда?
– Лодка не сгорела, Това. Я просто ошибся. Я сам сжег ее. Разве ты не помнишь?
Я действительно помнила яркое пламя на берегу. Но я хорошо знала лицо Джоррунда. Каждую морщинку. Все оттенки его настроения. Он был единственным человеком, который осмеливался открыто смотреть мне в лицо до того дня, как я встретила Халварда на поляне. И теперь я отчетливо видела, что он лжет. На моих губах промелькнула горестная улыбка.
Я направилась к выходу из шатра, но он преградил мне дорогу и поднял руки перед собой.
– Прости. Прошу тебя, мы должны…
– Прочь с дороги, – тихо произнесла я, посмотрев ему прямо в глаза.
– Това…
Я обошла его, выйдя из шатра, и Гюнтер поднял голову, увидев, что я направилась в лес. Джоррунд позвал меня, его голос разнесся по лагерю, и, услышав звук шагов, я оглянулась, увидев темные силуэты, приближавшиеся ко мне. Подобрав подол юбки, я прижала его к груди и бросилась в чащу. Прерывистое дыхание вылетало изо рта белыми облачками, клубившимися передо мной, я изо всех сил старалась разглядеть вокруг хоть что-то, но было слишком темно. Очертания деревьев двигались в тумане, и мне казалось, что я мечусь по кругу. Лес стремительно вращался, и в конце концов я с размаху врезалась в ствол дерева, порвав рукав рубашки о его грубую кору. Я ринулась дальше, не оглядываясь, вновь услышав голоса за спиной. Лагерь сверкал кострами вдали, и я побежала прочь от него, но внезапно кто-то резко дернул меня назад, и я полетела на землю.
Надо мной показалось лицо мужчины, а затем он наклонился ко мне и помог мне подняться на ноги. Он даже не взглянул на меня, когда из моей груди вырвалось рыдание. Лишь грубо схватил за ворот рубашки и поволок обратно в сторону костров. Я спотыкалась о камни и корни деревьев, но вскоре мы оказались в лагере, где меня ждал Джоррунд. Лицо Гюнтера, стоявшего рядом с ним, казалось непроницаемым.
Джоррунд направился в сторону шатра для собраний, а воин Свелл, таща меня за собой, двинулся следом за ним. Он втолкнул меня внутрь, и я упала вперед, поскользнувшись на земляном полу. Я оцарапала ладони о засохшие комья грязи и, подняв голову, увидела Вигдиса, который стоял около стола, глядя на меня. А затем он решительно схватил со стола кинжал и сжал его в руке.
– Ты будешь раскладывать руны или лишишься этой руки, – он указал на мой окровавленный кулак. – Но потом тебе все равно придется истолковать предсказание.
Горючие слезы обожгли мои глаза, но я проглотила их, не желая показывать свою слабость. Джоррунд смотрел на меня каким-то странным, незнакомым взглядом. Он испытывал чувство вины. А возможно, жалости ко мне. Он взглянул на мое грязное платье, ободранные руки, и на мгновение мне показалось, что он бросится ко мне. Обнимет и скажет, что сожалеет о том, что произошло. Но он этого не сделал.
– Ты проклятая душа, и народ твой проклят. Ты должна была умереть, как того пожелали боги, но Джоррунд и мой брат повели себя глупо и проявили слабость. Ты – та самая болезнь, которая унесла жизнь моей племянницы, ты – тот клинок, что пронзил сердце моего брата. – Вигдис говорил спокойно, но его голос звучал устрашающе. – Пока от тебя есть польза, я сохраню тебе жизнь. Но как только от тебя не будет толку, я лишу тебя жизни и отдам богам.
Его взгляд уперся в распахнутый ворот моей рубашки, где виднелась татуировка в виде глаза. Но я смотрела прямо на него, надеясь, что, если в моем взгляде есть хоть какая-то злая сила, она обрушится на него в десятикратном размере. Я призывала силу тьмы Прядильщиков, представляя Вигдиса мертвым на поле боя, истекающим кровью. Я рисовала этот образ в своей душе, и жестокая надежда, что мое желание осуществится, озарила все вокруг ярким светом.
И, словно прочитав мои мысли, он вдруг отшатнулся, и остальные последовали за ним, прижавшись к стенам шатра. Джоррунд с мольбой взглянул на меня, а затем поманил меня к себе. Я заскрипела зубами, и предательская слеза скатилась по моей щеке, когда я шагнула к нему навстречу.
Я сняла с шеи мешочек с рунами, и Джоррунд расстелил передо мной оленью шкуру. Он двигался медленно и осторожно, словно я была птицей, которую он боялся спугнуть. Но в душе я уже давно улетела от Джоррунда и той лжи, которой он так долго удерживал меня. Я ушла и больше не собиралась возвращаться.
Я открыла мешочек, и моя кожа раскалилась под рубашкой от переполнявшей меня ярости. Сейчас мне были не нужны ни дым белены, ни священные слова. Я собиралась обратиться к Прядильщикам, полагаясь лишь на силу огня, пылавшего в моем сердце.
Augua or tivar. Lja mir syn.
Augua or tivar. Lja mir syn.
Augua or tivar. Lja mir syn.
Око богов. Дай мне узреть.
Они заполоняли меня изнутри, стискивая мою душу. Они извивались вокруг моих внутренностей и мыслей. И, закрыв глаза, я спросила Прядильщиков не о будущем клана Свелл, я спросила их, что ждет Халварда. Я видела его лицо во мраке у ворот Ютана. Я все еще ощущала горячий взгляд его голубых глаз на своей коже, он опалял меня, словно пылающий уголек, зажатый в моих обожженных пальцах.
Руны одна за другой выкатывались из моей ладони и с негромким стуком падали на стол. Я боялась взглянуть на них. Боялась увидеть, какое проклятье навлекла на него и его народ. Но когда, наконец, я осмелилась посмотреть на шкуру, то замерла. Склонив голову набок, я впилась ногтями в ладони, расцарапав их в кровь.
Три руны. Первая – Совило. Я облегченно перевела дух.
Солнце. Победа. Почет. Надежда.
Я улыбнулась, и еще одна слеза скатилась по моей щеке. Руна смотрела на меня, словно широко открытый глаз.
Но рядом оказалась руна Турисаз – шип. Значит, путь будет тернистым. Эта руна предвещала серьезные трудности. А сверху расположилась руна Тиваз, означавшая самопожертвование.
Джоррунд подошел ближе, его напряженный взгляд уперся в руны.
– Это ведь хорошо, правда? – прошеп-тал он.
Я кивнула. Теперь мне не составило труда солгать ему.
