Что ж, зацепка привела сюда.
Он попробовал на вкус чернильно-черную ночную грязь, стекавшую на губу. Она была едкая. Вкус, который не только ощущаешь, но и чуешь; вкус, от которого в омерзении отшатываешься, немедленно распознав, что он ядовит. Ронан нетерпеливо стал рыться в бардачке в поисках салфеток. Их не было – только чеки с бензозаправок. Он вытирал ими лицо и сплевывал ночную грязь за окно, пока рот не перестал кривиться. Выпрямившись вновь, Ронан увидел, как две фигуры пробирались от развалин к белому седану, стоявшему на парковке.
Когда они сели в машину, он успел заметить, что у одной из них – сияющие золотые волосы. Очень знакомые.
Дядя был прав.
Ронан торговался с собой, повторяя все причины, по которым ему следовало отправиться на охоту, вместо того чтобы найти безопасное место для сна и очередного раунда борьбы с ночной грязью. Он не обязан был ехать в Амбары. Он мог остановиться где-нибудь в окрестностях Уоррентона, в безлюдном поле. Этого вполне хватило бы.
«Доброй охоты».
Белый седан неизбежно должен был проехать мимо «БМВ». Ронан завозился, приводя машину в боевую готовность. Рычаг переключения скоростей был скользким от черноты. Он вытер ладонь о джинсы и ухватился покрепче. Ронан чувствовал, как готовится к шоку – вновь увидеть лицо матери; он напрягся так, как напрягается человек, съезжая с американских горок, чтобы желудок не подступил к горлу. Это не вполне сработало. Внутренности взмыли вверх, когда Ронан увидел ее лицо за рулем седана.
И это было еще не самое удивительное.
Когда машина выехала с парковки, миновав «БМВ», Ронану впервые удалось разглядеть того, кто сидел на пассажирском месте.
Там сидел он сам. Ронан Линч.
Он смотрел на собственное лицо. Как в сверхъестественное зеркало. Не просто двери лифта открылись, и за ними оказалась женщина, которая до жути напоминала его мать, а Ронан смотрел на Ронана.
«Ты не спишь, – сказал он себе. – Ты не спишь».
После первой миллисекунды шока он понял, что сходство не идеальное. Не всё совпадало. Ронан стригся под ноль, а у того, другого, волосы вились до плеч. Ронан был чисто выбрит, а у того, другого, на подбородке темнела щетина. Ронан был в шоке. Тот, другой – нет.
Они посмотрели друг на друга.
Потом маленький белый седан, взвыв покрышками, сорвался с места.
Это была непритязательная маленькая иномарка, вовсе не спортивное авто, однако у нее имелось преимущество перед Ронаном. Оно заключалось в том, что она вылетела с парковки на сумасшедшей скорости.
Ронан сам не понял, что будет гнаться за ней, пока погоня не началась.
Вот это было нечто. Они отчаянно пронеслись по нескольким безлюдным кварталам, не обращая внимания на знаки и едва замедляя ход на перекрестках.
Ронан не понимал, каковы ставки, пока седан не выскочил на встречную полосу. Он преодолел бордюр, покатил по тротуару и проехал через заправку, чтобы не стоять на светофоре.
Завыли сигналы.
Ронан до сих пор сомневался, что кто-то может водить еще менее осторожно, чем он сам, но, как оказалось, такой человек был. У него недостало духу выскочить на встречную прямо перед носом приближавшегося фургона. Он ждал на светофоре, с мукой отсчитывая секунды, пока путь не освободился, а затем вновь бросился в погоню. Седан не настолько оторвался, чтобы скрыться из виду, поэтому, прежде чем он свернул в очередной раз, Ронан сократил разрыв до нескольких секунд.
Во рту был вкус помойки, гнили. Он знал, что, если посмотрит в зеркальце и откроет рот, язык у него будет черный.
Блин.
Ронан снова заспорил с собой. Потом он мог вернуться к Диклану. Тот запретил ему грезить у себя дома, но Ронан ведь мог приснить что-нибудь маленькое. Он не утратит контроль. Диклан даже не узнает. Все будет как всегда.
Белый седан пулей пересек четырехполосное шоссе, нырнув в зазор между машинами – таким маневром, который (как понял Ронан) он бы не рискнул повторить. Только не при наличии всяких существ и братьев, которые заснули бы, если бы с ним что-то случилось. Он компенсировал отставание, нажав на газ по максимуму, как только перекресток остался позади; водитель седана ехал менее осторожно, зато у «БМВ», которое приснил отец, было больше лошадиных сил.
Погоня продолжалась. С каждой милей Ронан подбирался ближе к седану, и с каждой милей истекал чернотой. Она лилась по шее из ушей, забрызгивая руль. Тело молило о сне. Это было ни на что не похожее ощущение – ощущение, понятное изначально. Когда Ронан уставал, он знал, что нужно отдохнуть. Когда он был голоден, он знал, что нужно поесть. Это чувство – чувство развоплощения, исчезновения, распарывания в тех местах, где у других людей в принципе не было швов, – не имело названия, однако Ронан знал, что оно означало: что ему надо заснуть.
Седан притормозил – он случайно заехал в тупик. Единственным вариантом было развернуться и проехать мимо Ронана. Он победил.
Но Ронан не мог дышать.
Ночная грязь душила его, замедляла биение сердца, наполняла легкие чернотой.
Лучшими гейсами в историях Ниалла и Авроры были те, что в итоге создавали мучительную ловушку. Даже самые непобедимые герои могли оказаться между конфликтующими гейсами. Могучий Кухулин, один из любимцев братьев Линч, имел гейс никогда не есть собачьего мяса («Очень жаль, – говорил Ниалл, – это вкусно».) и другой гейс – не отвергать гостеприимства; поэтому, когда хозяин дома предложил ему собачьего мяса, какой выбор был у Кухулина, кроме как устремиться по нисходящей спирали к печальному финалу?
Выразительная и не слишком натуралистичная трагедия в версии Авроры. Многослойный продолжительный ужас в версии Ниалла.
И вот Ронан тоже оказался в ловушке между двумя своими гейсами: одним, который рос внутри, требуя, чтоб он заснул, и другим, который наложил на него Диклан – необходимостью оставаться в тени.
Маленький белый седан развернулся. Проще всего было бы поставить «БМВ» поперек дороги, чтобы преградить им путь. Они попались. Они были в его воле. Ронан мог это сделать, но сердце… но…
«БМВ» остановился.
«Блин, – подумал Ронан, – только не здесь…»
27
– Ты был прав, – с удивлением сказала Фарух-Лейн.
– Разумеется, – сдержанно отозвался Парцифаль.
Они сидели в машине и смотрели на дымящиеся развалины отеля «Картер». Он сказал, что в его видении отель сгорел дотла – как он пообещал, так и случилось. Казалось невероятным, что целый отель успел сгореть, с тех пор как она из него выбежала. Фарух-Лейн подумала: должны же быть обломки. Колонны. Трубы. Кости здания, тянущиеся вверх, к черно-синему небу. Но не было ничего, кроме сплошного почерневшего пространства со следами шин. Здание стерли с лица земли – нельзя было желать лучшего результата. И, несомненно, кто-то здесь не удовольствовался бы полумерами, подумала она. Это не могло быть случайностью.
