– Почему мы вообще об этом говорим?
Ронан протянул ей пальмовый крест, который нашел на берегу. Рука Хеннесси задрожала, когда она его взяла. Костяшки у нее были совсем белые. Она молча провела большим пальцем по узелку, который соединял пальмовые ветки.
– Я знала, что должен быть еще один, – произнесла она тихо и напряженно. – По статистике. И вот ты здесь. Я убила ту, последнюю, кажется? Она утонула.
Ронан молча удержал ее взгляд.
Она с горечью кивнула.
– А ты их расшевелил. Разве они не впечатлились?
Ронан слегка пожал плечами, как бы говоря: а кто бы не впечатлился?
– И ты не утопил их в океане, – сказала Хеннесси. Это не был вопрос. – Потому что ты хороший сновидец. Опытный.
Он вновь слегка пожал плечами.
– И вот тебя послали сюда и приказали спасти меня, – предположила Хеннесси.
– Я знаю, что ты врешь им. Но не могу понять, почему. Ты что, хочешь, чтоб они чувствовали себя дерьмом? Тебе нравится, что они считают себя виноватыми?
– Мои бедные девочки, – сказала Хеннесси и осторожно коснулась пальцами татуировки у себя на горле.
У нее было на один цветок больше, чем у остальных девушек, и он был слегка ярче соседних. Когда она дотронулась до него, Ронан увидел крошечные капельки крови. Не по контуру нового цветка, как бывает со свежими татуировками, а по всему горлу и на щеках, как будто кровь сочилась из пор. Хеннесси закатила глаза.
Это не было притворством.
Она повалилась на край кровати, и Ронан бросился вперед, чтобы подхватить ее. Он прислонил Хеннесси к изголовью, и на лице девушки появилось осмысленное выражение. Теперь он увидел, что одеяло под ней было испачкано кровью. Не то чтобы сильно. Но достаточно.
Ее телефон лежал рядом, экраном вверх. На нем отсчитывал секунды таймер. Одиннадцать минут.
Даже теперь она старалась не заснуть опять.
– Значит, эта штука правда тебе вредит.
Возможно – подумал Ронан – он ошибался. Может быть, его опыт с двойником не универсален. Может быть, обратный эффект получаешь, если создаешь двойника чаще одного раза. Пусть даже Ронан не понимал, почему. Может быть…
– Конкретно это – правда, – сказала Хеннесси. – Я действительно умираю.
Ронан оставил ее в постели и стал рыться в ванной в поисках полотенец. Лампочки все перегорели, окон не было, так что пришлось обойтись рулоном туалетной бумаги, который он разглядел в свете, падавшем из открытой двери.
Он вернулся с бумагой. Хеннесси взяла ее и вытерла свою странную кожу.
– Умираешь, но не от того, что создаешь двойников… – произнес Ронан. – Тогда зачем вся эта морока, охота за «Темной леди»?
– Меня убивают не двойники, – сказала Хеннесси. – А сам сон.
– Нет.
– Да, Ронан Линч, – ответила Хеннесси. – Уж поверь. Это правда. Если бы я могла изменить свой сон, я бы не умирала.
– Но картина его изменила. Тебе приснился океан.
– Я увидела этот проклятый океан и заодно тот же сон, что и всегда. Посмотри на меня: шаг, шаг, шаг… танец навстречу смерти.
Он задумался.
– Но если двойники не убивают тебя, откуда ты знаешь, сколько еще осталось?
Она указала на цветочную удавку вокруг шеи, стараясь не прикасаться к ней.
– У меня свой обратный отсчет.
«Всё не так просто, как ты думаешь», – сказал Брайд.
Ронан, нахмурившись, взглянул на Хеннесси. Попытался представить, может ли он приснить нечто, способное кардинально изменить ее сны. Чары «Темной леди» были сильны, но Хеннесси увидела свой повторяющийся сон даже сквозь океан. Она нуждалась в чем-то очень мощном. Поскольку на шее у нее оставалось место только для двух цветков, права на ошибку не было. Возможно, Ронан мог бы приснить нечто, что пожирало бы сны Хеннесси в момент появления. Это было нелегко, когда речь шла об абстрактных снах; иногда к ним прилагался необычный побочный эффект вроде волшебной сделки в сказках. Ронан не хотел изобретать ничего, что съело бы ВСЕ сны Хеннесси и заодно ее мысли; ничего, что съело бы, в том числе, ее живые сны. Может быть…
– Ронан… тебя ведь зовут Ронан, так? Линч? – спросила Хеннесси, вернув его к реальности. – Брат Линча Диклана, сына Линча Ниалла. Да, я так и подумала. Я сейчас скажу тебе очень серьезную вещь. Я вижу, ты смотришь на меня и думаешь, что можешь всё исправить. Ты смотришь на меня и думаешь, что ты крутой сновидец… – она помахала ему пальмовым крестом, – что ты справишься. Ты гадаешь, как это сделать, пока я еще жива. Но вот в чем штука, Ронан Линч. Я убийца. Ты не представляешь, сколько крови на моих руках. Ты видел моих девочек. Их кровь тоже будет на моих руках, когда я умру. И ничего изменить нельзя. Но я могу сделать так, чтобы твоя кровь не добавилась к той, что никогда не отмоется. Выметайся из этого проклятого места, пока есть время.
– Какое тебе дело до меня? – возразил Ронан. – Мы только что познакомились.
Ее глаза блеснули.
– А тебе какое дело, что я куда-то влипну?
Таймер закончил отсчет. Она автоматически включила его снова. Двадцать минут. Что за жизнь? Хеннесси наверняка ощущала страшную усталость – каждую минуту, каждый день. Скорее всего, она чувствовала себя так, словно ходила во сне. Когда Ронан не высыпался, ничто не имело для него значения, потому что казалось неправдой.
Каждую минуту, каждый день, каждую неделю, каждый месяц, каждый год… вот что представляла собой ее жизнь.
Девушки сказали, что Хеннесси на всё плевать. Но как?
– Ты отсылаешь меня ради своего блага, не ради моего, – продолжал Ронан. – Чего ты боишься? Что это за сон, который тебя убивает?
Он не видел перед собой злую бунтарку, которую рисовали в своих рассказах прочие девушки. Чем бы ни была ее беда, она нависала над Хеннесси и пересиливала желание впечатлить Ронана. Хеннесси пряталась. Он подумал, что трусость гораздо приемлемее лжи. Некоторым вещам не сразу удается взглянуть в лицо.
– Если я десять лет не говорила им, – сказала Хеннеси, – я, сука, тем более не скажу тебе.
51
Поскольку Ронан не отвечал на звонки, поскольку ничего не изменилось, поскольку в конце концов ответственность всегда лежала на Диклане, он сам поехал к Грейт-Фоллз.
День стоял слишком ясный и теплый для виргинского ноября, безоблачное небо было болезненно-синим. Огибая прогуливающихся местных жителей и иностранных туристов, Диклан шел знакомым путем вдоль канала. Его карманы стали легче на десять долларов – он заплатил их за парковку. Сколько денег он потратил, приезжая сюда по просьбе Мэтью? Туристы смотрели на него, и Диклан понимал, что в своем костюме выглядит подозрительно. Деловой костюм делал его невидимкой в центре города, но не здесь.
