Я почему-то совершенно не сомневалась. Змей отобрал у меня ключи от машины и нажал на кнопку. Автомобильчик хрюкнул и прощально мигнул фарами, блокируя двери. Змей поволок меня к дому.
В квартире он по-хозяйски устроился за столом, поискал пепельницу и, не найдя, приспособил вместо нее блюдце.
– У тебя пожрать есть? – буднично спросил он.
– Ты же не позволил за хлебушком сходить, – ехидно сказала я. – Сиди теперь голодным.
– Не выеживайся, а лучше накорми мужика. Со вчерашнего вечера не жрамши.
Я открыла холодильник, вытащила кастрюлю с Лилькиными голубцами и грохнула ею о стол.
– Жри. Не обляпайся.
Змей угрюмо посмотрел мне в глаза, и я подумала, что сейчас он меня ударит.
– Не хочешь, что ли, по-хорошему? – тихо спросил он. И в этом тоне было больше угрозы, чем в откровенном оре.
Но меня уже несло. Злость захлестнула другие чувства, включая страх, и я почти не контролировала себя.
– Ну да, ты же мне до сих пор только хорошее делал…
– И чего ты сама себя заводишь? – вдруг сказал он. Я оторопело смотрела на него, настолько молниеносной была эта перемена. Только что передо мной сидел монстр с колючими ледяными глазами, а сейчас я видела немолодого уже мужчину, усталого и вполне земного. – Понимаю, тебя переиграли, ты злишься.
– Ничего я не злюсь.
– Злишься. А ты не психуй. Побудь человеком хоть полчаса. Накорми гостя, сама поешь. Ты же сейчас свалишься.
– С чего такая трогательная забота? – ядовито поинтересовалась я.
Змей приоткрыл крышку кастрюли и втянул носом густой мясной дух.
– Вкусно пахнет.
– Чего тебе надо? – разозлилась я.
– Пожрать. Ты бы разогрела, а? Ну, и поговорить я хочу. Только на голодный желудок язык не ворочается, к зубам прилипает. Давай собирай на стол.
Я пожала плечами, взяла кастрюлю и поставила на плиту. Подумав, пошарила в холодильнике, достала сыр, колбасу и порезала все ломтиками. Все это время Змей с деланым равнодушием следил за моими руками.
– Боишься, что глотку перережу? – поинтересовалась я.
Он криво усмехнулся.
– Не особо. Привычка просто.
– Может, все-таки представишься? Раз уж у нас завязались такие доверительные отношения…
Он помялся, а потом неохотно произнес:
– Герман. Очень приятно.
– Отвратительное имя, – не удержалась я. – Ассоциируется исключительно с Герингом. Это фашист такой был, шоб вы знали.
– Не всем же так везет с именами, – парировал Змей. – Еще космонавт был, Герман Титов. Может, меня в честь него назвали?
– Рада за вас.
– За кого это – за нас?
– За тебя, Титова и Геринга.
Голубцы уже приятно бурлили на плите, источая умопомрачительный аромат. Я наложила Змею полную тарелку, а потом, почувствовав голод, взяла тарелку и выудила из кастрюли еще парочку для себя. Змей ел с явным удовольствием.
– Вкусно, – сказал он. – Сама готовила?
– Нет, Лилька.
– А ты чего? Не умеешь?
– Что там произошло потом? – спросила я вместо ответа. – Ну, когда я вышла.
– Труп мои ребята вывезут, – ответил Змей.
– У тебя и здесь свои люди?
– А что тебя удивляет? Захаров и в Москве своими делами занимается, да и у меня масса полезных знакомств еще со старых времен.
– Не сомневаюсь. Что будет с Настей?
Змей неопределенно пожал плечами и отодвинул тарелку. Закурив, он выпустил в сторону сизое облачко дыма.
– Скорее всего, Андрюха сдаст ее в дурку. Это ж не дело, такого ребенка держать без привязи. Томка сперва сопротивлялась, а потом сказала, что так будет лучше. Ну, и Инга тоже. Даже горничная сказала, что в доме не останется, потому что боится. Только Андрюха был против.
– Настя проснулась?
– Да, мы пробовали с ней поговорить. Ты бы чайник поставила, а?
Я поставила на плиту чайник, вытащила конфеты и печенье и задумалась. А потом спросила, не пытаясь скрыть тревогу:
– Она что-нибудь вспомнила?
– Что она могла вспомнить? Как завалила Борисовича? Так она в припадке что угодно могла сотворить и тут же забывала. Помнишь, как она во дворе истерила? Я ее еле удержал. Лева и пикнуть, поди, не успел. Правда, это не объясняет, кто в Андрея палил. Девчонка-то рядом крутилась. Да и не похоже это на нее. Доктора пырнуть ножом еще куда ни шло, а потом снегом засыпать – вполне себе детский поступок. Как кошка, нашкодила и закопала.
Я усмехнулась.
– Неудивительно, что она ничего не помнит.
Змей зорко посмотрел на меня и даже сигарету отложил в сторону.
– Это ты о чем? – подозрительно спросил он.
– Тебе что, ничего не кажется странным?
– То есть?
Я вздохнула.
– Нам предъявили окровавленное платье. Ты сам говорил, убийца должен был переодеться. Так?
– Так.
– И где, по-твоему, Настя набросилась на Льва?
– Рассуждая логически, там же, за домом, – прищурился Змей. – Камеры туда не смотрят.
– Вот именно. А теперь суммируем. Предположим, что убийство произошло за домом, подальше от толпы. Девочка заманила туда Льва Борисовича, ударила ножом, труп закопала и пошла веселиться дальше. Припадок прошел, она обо всем позабыла. Так?
– Ну.
– Гну. А теперь подумай. Убийство происходит в уединенном месте, не просматриваемом с камер. Знала ли Настя об этом? Теоретически могла. Вообще, ее болезнь очень удобна. Любой проступок можно списать на припадок, а потом отговориться амнезией. Причем абсолютно любой член семьи мог списать на девочку свои грехи. А что? Она ничего не сможет опровергнуть. Все знают, на что она способна в минуты помешательства. Может быть, Лев Борисович ушел за дом не за Настей?
– К чему ты клонишь? – недовольно спросил Змей.
Я помедлила, а потом рассказала о подслушанном разговоре.
– Ты поэтому в баню поперлась?
– Да.
– Нашла что-то?
– Нет.
В его глазах вспыхнуло недоверие. Добродушная маска сползла в мгновение ока, передо мной снова сидел хищник.
– А с кем он там был, ты не видела?
– Нет. Знаю только, что с женщиной.
Чайник засвистел и стал плеваться кипятком. Я налила чаю себе и Змею, взяла конфету и сунула ее в рот. Змей молча размешивал сахар, буравя взглядом столешницу.
– Ты все сказала?
