– Несформированная судьба. Решать Сумраку. И знаешь, мы с мужем очень боимся его решения.
Полина привстала и долго с удивлением всматривалась в спокойную радужную ауру спящего мальчика.
– Жребий прихотлив, – сказала она, – и такой путь – тоже путь. Сил вам с мужем принять этот выбор.
– Полина, у тебя есть дети?
– Был сын. Погиб на Гражданской войне.
– Прости.
– Почти век пролетел. Давно отболело.
– Больше не хочешь?
– Детей? Долго не хотела. Сейчас – не от кого.
– Никто не нравится?
– Может, и нравится, – Полина пожала плечами под пуховым платком, – но ведь не так уж плохо одной на свете. Спокойно. И куда нам, Иным, торопиться? Я уже двадцать лет работаю в Русском музее, искусствоведом. Коллеги шепчутся, мол – слишком хорошо сохранилась. Я даже набрала возраст немного, чтобы меньше завидовали. Потом скину.
Женщины рассмеялись.
– Я тоже набрала, – призналась Нелли, – когда Огонек подрос. Нас за брата и сестру принимали.
– Наверное, здорово, когда муж и ребенок – Иные. Мой муж был морским офицером, красавцем и героем войны. Но я с первого дня не могла отделаться от мысли, что придется его хоронить и жить дальше. Эта мысль похожа на червячка, живущего в сердце и грызущего его потихоньку, днем и ночью. Потом уже на всех мужчин начинаешь смотреть так. Родился сын – и с ним та же история. Слышала, некоторые женятся только на Иных своего цвета – так выше вероятность родить Иного. А еще берут Иных детей из обычных семей и делают своими.
– Так поступают Темные.
– Так поступают несчастные, – вздохнула Полина, – а отец твоего парня – он кто, если не секрет?
– Он… – Нелли надолго задумалась. – Мне с ним очень повезло.
– Тоже маг?
– И довольно сильный. Добрый. Заботливый. Характер немного колючий, ясно, в кого сын пошел…
– Подожди-ка.
Они замолчали, прислушиваясь. Поезд уже некоторое время стоял на станции без движения. В тумане за окном бледными пятнами плавали фонари. Полина осторожно отодвинула край занавески:
– Малая Вишера. Здесь стоянка всего две минуты. Обычно…
Нелли почувствовала, как мгновенный озноб сковал тело. Никто из Темных не видел ее. Никто не знает, что она с детьми едет на этом поезде… за исключением той девчонки на Ладожском вокзале. Значит, все-таки разболтала. Рука Нелли инстинктивно скользнула за пазуху – прикоснуться к успокаивающему гладкому металлу оружия. Это не укрылось от взгляда спутницы.
– Что за проблемы у тебя с Темными?
– Лучше тебе не знать.
– Нет уж, я с тобой еду, рассказывай.
– Это личные разборки. Их Дозор помогает моему врагу.
– А наш – тебе?
– Нет. Если встретишь Ночной Дозор, прошу – не говори им обо мне.
– Как все мудрено… И что, кто-то видел тебя садящейся в поезд?
Нелли быстро пересказала свои приключения на вокзале.
– Эта девчонка, – спросила Полина, – не заметила Огонька? Только тебя и Лину?
– Думаю, не заметила. Я уже ни в чем не уверена.
За окном в чахоточном мерцании станционного фонаря скользили тени. Кто-то торопливой походкой прошел под окном – и Полина задернула шторку.
– Может, кто-то важный на поезд опаздывает, – предположила она.
– Ради кого в Малой Вишере задержат состав? Вот что, – Нелли устало прикрыла глаза, – постарайся задержать их. Мы с детьми побежим в последний вагон и спрыгнем.
Полина посмотрела с сомнением:
– И что дальше, в Москву по шпалам? А если вас увидят? Давай-ка мне свою куртку. Роста я примерно твоего, волосы светлые… вряд ли твоя туалетная подруга уже здесь собственной персоной.
– Что ты придумала?
– Побуду тобой. Буди сына, и полезайте наверх, на багажную полку.
– А Лина?
– Лина путешествует со мной.
Огонек не задавал вопросов, подхватил куртку и полез наверх. Полина выключила свет, а затем пустила в ход что-то получше «сферы невнимания», что-то совершенно незнакомое (дореволюционное?), – и Нелли, вжимаясь в стену у нее над головой, снова задумалась, сколько же лет ей может быть на самом деле.
– Теперь даже я вас не вижу, не чувствую, – нервно усмехнулась Полина. Она выглянула в коридор и быстро отдернула голову. – Двое Темных. Проверяют все купе. Хорошо, что мой проводник вас не видел.
Огонек тяжело вздохнул. Нелли сжала руку сына и приложила ствол револьвера к губам. Мальчик отвернулся к стене.
Лина посапывала на своей полке, натянув на ухо плед.
В дверь постучали – тихо, но настойчиво. Полина открыла не сразу… в темноте появилась полоска света, и ее сразу заслонила тень.
– Что вам нужно? – заспанным голосом спросила Полина.
– Задать пару вопросов, – ответил низкий мужской голос.
– Вам скучно и одиноко? Я не знакомлюсь с мужчинами в поезде.
– Мы – Дневной Дозор.
– Так приходите днем.
– Мадам, – перебил второй голос, – поезд никуда не пойдет, пока вы не ответите на вопросы.
– Обязательно это делать сейчас?
– Да. Для начала – вашу регистрационную метку.
– На каком основании?
Первый голос вмешался, и теперь он звучал куда жестче:
– Ты подозреваешься во множественных убийствах и нанесении тяжких телесных повреждений находящимся при исполнении сотрудникам Дневного Дозора. А также в нарушении Великого Договора и предписаний Инквизиции.
Все это должно было, наверное, сильно действовать на любого Иного – но голос Полины даже не дрогнул:
– Вам очень повезло, господа. Я в жизни не убила никого крупнее мухи. Так что можете идти домой спать.
– К дьяволу! Показывай метку, или мне придется снять ее насильно.
– Не сомневаюсь в ваших моральных качествах. Что ж, господин насильник, смотрите…
Несколько секунд длилось молчание. Дозорные пытались сопоставить данные по ориентировке с тем, что видели. Светлая Иная, пятого уровня, блондинка… та или нет?
– Кто едет с тобой в купе? – голос Темного немного смягчился.
– Моя дочь.
– Она тоже Светлая.
– Да, это большая удача.
– Я не вижу у нее регистрации.
– И не увидишь. Она только вчера инициирована. По правилам, у меня есть еще месяц, чтобы все оформить.
– Разбуди ее, я хочу посмотреть.
– Я не обязана этого делать и не стану. Я только недавно ее с трудом уложила. У вас есть дети? Знаете, как это бывает нелегко?
