За переездом дорога раздваивалась. То, что уходило вправо, было отвратительным, но в принципе проходимым. То, что было слева, следовало осваивать только пешком. «ЗИС» тащился со скоростью пешехода, сержант объезжал ямы и трещины в земле. Алексей приказал остановиться, перемахнул через борт, припал к проезжей части. Здесь недавно действительно прошла машина! Протектор был почти лысый, рисунок «шахматный», но след свежий! Вряд ли за полчаса здесь ехал кто-то еще – дорога уверенно вела в никуда!
Он махнул водителю, вскарабкался в салон уже на ходу.
– Так, товарищи, смотрим во все глаза, – предупредил он. – И лучше не маячьте, пригните головы. Шорохов, гони автомат с пулеметом – мало ли что. Начнут стрелять – бить на поражение, эти твари все равно живыми не дадутся. Есть шанс, что мы их накроем.
– Что, командир, не порвался еще парус надежды? – нервно засмеялся Чумаков. Он втянул голову в плечи, извлек «наган» из кобуры под пиджаком.
– В тебе поэт помер, Пашка, – покосился на него Черкасов.
– Точно, – усмехнулся Чумаков. – Во мне много кого сдохло – и писатель-баснописец, и художник с композитором.
– Только идиот еще жив, – под дружный гогот возвестил Дьяченко. – Пашка, ты какого хрена с «наганом» ходишь? Перезаряжать будешь – попросишь бандюков повременить с обстрелом?
Приближался лес – массивный, густой, темный. О Чертовом боре много десятилетий ходили страшные легенды: как лешие грибников крутят по лесу, заводят в такие чащи, что им уже не выбраться; о гиблых местах, где люди пропадают, о каких-то бабайках, кикиморах, ведьмах, третирующих мирное население, подавшееся в лес за подножным кормом. При советской власти в страшилки не больно-то верили, но остались из детства смутные страхи – кто-то реально пропадал, а если уж отваживались люди по грибы и ягоды сходить, то сильно в лес не углублялись.
Алексей с опаской смотрел, как приближается лес – дорога подходила к нему по касательной, уже виднелись заросли кустарника на опушке.
– Куда ведет дорога? – спросил он у Дьяченко. – Не помнишь?
– А хрен ее знает, – простодушно отозвался Олег. – Может, лес прорезает, может, краем тянется. Не ходоки мы были в этот лес, сам знаешь. В чертовщину, понятно, не верили – пионерами росли, но все равно не по себе как-то. Непролазно там, темно. Если сосны – еще ничего, только в папоротнике путаешься, то вот через ельник никак не пробиться, а заблудиться – элементарно. Помню, ходили однажды с мамкой, кое-как выбрались…
Он смотрел на Алексея как-то странно, словно хотел что-то добавить, но не решался.
– Партизаны там в войну водились, – сообщил Конышев. – Я-то в соседнем Кштовском районе воевал, а здесь базировался отряд товарища Завьялова, второго секретаря райкома. Чертов бор – он ведь небольшой, верст двенадцать в поперечнике, просто в нем намешано всего – он словно урочище посреди района, не характерное для остальной местности… Заперли товарища Завьялова каратели, месяц в блокаде держали – а дело зимой было, – пока они с голодухи корнями не стали питаться, а потом сжали кольцо и всех уничтожили на базе посреди леса…
– Тут еще иногда бродяги встречаются, – сообщил Петров.
– Какие бродяги? – не понял Алексей.
– Да шут их знает, – пожал плечами Петров. – О паре случаев сообщали – бегают какие-то лешие. Они безвредные, сами всего боятся, от людей шарахаются – потому их и не ловят. Может, немцы неучтенные или политические заключенные, что по недосмотру на волю выбрались. Пойти им некуда, нигде их не ждут, документов нет, вот и доживают свой век в землянках и берлогах…
– Эй, минуточку, – вдруг напрягся Гундарь. – Шорохов, тормози арбу!
А ведь действительно чуть не проглядели!
– Всем к машине! – скомандовал Алексей. – Рассыпаться, залечь! Вперед по команде!
Оперативники вываливались из машины, разбегались. Лес был близко, заросли боярышника, гниющий сухостой на опушке, поваленные бурей деревья. Вся дистанция – метров семьдесят.
Именно в этом месте преследуемая машина съехала с дороги и пошла давить колею к лесу по буграм и канавам. Лес отчасти расступался, как бы вваливался внутрь, но это была не дорога, не просека, а небольшая ниша в массиве растительности, достаточная, чтобы спрятать автомобиль.
Алексей на корточках сполз с дороги, пристроился полулежа, в том месте, где следы протектора ответвлялись от основной дороги. Тот же самый рисунок – лысеющая резина, «шахматная клетка».
В горле стало сухо. Он откатился в поле, заполз в канаву. Люди рассыпались вдоль обочины, выставили стволы. Дьяченко отобрал у сержанта «ППШ», отполз на правый фланг. Шорохов мостил «дегтярева» под капотом автобуса, кряхтел, подтягивал штаны, которые на ступнях держала резинка.
Алексей всматривался в чащу. Интуиция что-то нашептывала, тянула нервы. Сколько времени прошло? Если банда высадилась именно здесь, то уже могла убраться. А если их неподалеку поджидала другая машина… Нет, их не могла поджидать машина, здесь были только эти следы протектора! Что им надо в лесу? Он перебрался из канавы в соседнюю – перетек, словно червяк, махнул рукой – пошли!
Поднялись Вишневский с Куртымовым, перебежали. Поднялся Конышев – сместился, прихрамывая, сгибаясь в три погибели, пристроился боком, выставив табельный «ТТ». Боец из этого мужика был посредственный, надо было оставить его на базе. Подлетели Гундарь с Чумаковым.
И тут шевельнулась на опушке ветка, смазанное движение за стволом, блеснуло что-то.
– Ложись!!! – заорал капитан дурным голосом.
Отменная реакция у бывших фронтовиков – попадали плашмя, за долю секунды до огненной лавы! Били длинными очередями, как минимум из двух стволов. Метались вспышки пламени, тряслась листва.
Алексей катился вдоль канавы – там, где он был чуть раньше, пули основательно вспахали землю. Катились и остальные, огрызались беспорядочными выстрелами – но толку никакого, прицелиться невозможно. Хоть пальцами рой землю, чтобы спрятаться!
Разразился гневной матерщиной Дьяченко, открыл огонь из «ППШ» – он находился в стороне, на фланге, в него пока не стреляли. Он выпустил весь дисковый магазин, пока противник сориентировался, перенес огонь на него. Дьяченко уже отползал, прижимаясь к земле, волочил за собой на ремне пустой автомат.
Заработал под капотом автобуса ручной пулемет Дегтярева! Шорохов садил плотно, почти без пауз, что-то орал, плевался в усы – он прекрасно видел, куда надо стрелять. И ситуация изменилась в корне – противник ее уже не контролировал. Ответный огонь был подавлен, хотя что-то подсказывало, что все остались живы.
Алексей, пригибаясь, кинулся вперед, запетлял зигзагами, упал. Видел краем глаза, как кто-то поднялся слева, справа, оперативники тоже смещались.
Ругался сержант, меняя диск, потом поднялся, побежал, волоча тяжелую машинку. Свалился, расставил ноги, снова открыл огонь, потроша молодую листву.
