Противник отступил. Алексей первым ворвался под завесу деревьев, кинулся за ствол корявой осины. Враг не стрелял. На всякий случай он выпустил несколько пуль в плотный полог растительности, сменил обойму.
Сержант прекратил огонь, оперативная группа вступала в лес.
«А ведь грамотно работаем! – пронеслась мысль. – Будет ли только отдача?»
Ковылял Конышев, его обогнали молодые Чумаков с Вишневским. Левее пробивался сквозь кустарник, словно через тропические джунгли, Гундарь. Спешил догнать товарищей бледный Дьяченко – он забрасывал за спину пустой автомат, надрывно кашлял.
– Мужики, ложись! – крикнул Алексей. – Сержант, давай веером!
Для чистовой обработки, так сказать. Шорохов поднялся, расставив ноги, ударил от бедра. Водил раскаленным стволом пулемета из стороны в сторону, насыщая пространство смертоносным свинцом. Разлетались обрывки кустарника, ветки, ошметки коры с деревьев.
Все, иссяк и этот диск. Бросились вперед Куртымов с Петровым, ведя огонь из табельных «ТТ». Взвилось пламя – одна из пуль попала в бензобак спрятанного в кустах автомобиля. Оперативники отшатнулись, присели. Огонь был мощный, сжирал обшивку салона, плавил все, что находилось рядом. Перестарались…
Оперативники обогнули кустарник по продавленной колесами земле, замерли у пылающего автомобиля. Это был тот самый «Опель» – по крайней мере соответствовал приметам. Горел салон – чадил черным дымом, в стороне валялись пустые денежные мешки.
– Рассредоточиться! – кричал Алексей. – Не стоять на месте! Всем вперед, догнать их!
Люди скатывались в канаву, лезли наверх, цепляясь за разросшиеся корни деревьев, топтали подлесок. Кончились осины, впереди возвышался непроницаемый черный ельник – кошмарный сон для того, кто хочет кого-то догнать.
«Мы мишени, – мелькнуло в голове, – начнут стрелять – без потерь не уйти».
Алексей снова крикнул:
– Всем укрыться, не стрелять, объявляется минута молчания!
Люди застыли, вслушиваясь. В лесу стояла тишина. Не пели птицы, не убегали преступники. Да какого черта, если они уже убежали! Чертов бор не такой уж маленький, к нему подходят несколько дорог – пусть отвратительных, но по ним можно проехать! Если уж эти черти в городе пропадают бесследно, то в лесу и подавно! Стоит ли искушать судьбу?
Он снова командовал: двое на правый фланг, двое – на левый, остальные – вперед, да осторожно, мне трупы не нужны – я еще не готов отдать ваши жизни за Отечество! Искать следы, слушать! Конышеву – вернуться к машине, следить, чтобы пламя на лес не перекинулось – из него все равно бегун хреновый!
Петр Антонович надрывался кашлем, ругался – он что, пожарник? Но уже ковылял обратно, боком спускался в канаву…
Полчаса народ плутал по лесу, перекликался. Видели следы – бежали люди в кирзовых сапогах, но следы обрывались – то в кустах, то на краю оврагов. Еловые лапы лезли в глаза, обвивались, как объятия ведьмы. Все это было глупо, бесполезно – самое время расписаться в бессилии.
Черкасов хрипел: все назад, хватит маяться дурью!
Оперативные работники выбирались из канавы, брели в полнейшем изнеможении к остову сгоревшего автомобиля. Пламя иссякло, когда не осталось для него пищи. Петр Антонович ковырялся в горелках, скрежетала обгорелая дверь. Он чихал, затыкал нос. Салон обгорел основательно, искать там что-то было бесполезно. Личных вещей налетчики не оставили. Конышев вытащил с брезгливым видом недогоревшую фуфайку, источающую смрад, выбросил на поляну – вот и весь улов.
Дьяченко тряс банковские мешки с сорванными сургучными печатями, словно там могло что-то заваляться. На машине сохранились номерные знаки – Алексей переписал их в блокнот.
– Странно, – недоумевал Дьяченко, – зачем они сюда приехали?
– Машина наверняка угнанная, – проворчал Алексей. – Не захотели бросать в городе. А здесь бы ее через месяц нашли, и то не факт. Деньги переложили в вещмешки, в обычные сумки – чтобы не бросалось в глаза. Нас не ожидали, никуда не спешили, возможно, делили добычу. Они уже далеко, искать бесполезно. Нужно армию вызывать, чтобы оцеплять район, а кто ее даст? Даже оцепят – они уже десять раз уйдут. Держу пари, у них имелась другая машина на лесной или проселочной дороге. Пересели – и с концами. И не факт, что обретаются сейчас в Уварове, это может быть любой населенный пункт в округе. Но с Уваровым их что-то связывает – это безусловно. Сделаем кружок вокруг леса – час потеряем. Еще раз осмотреться, товарищи оперативники. Подобрать отстрелянные магазины – на них могли остаться отпечатки. И строем – на выход…
Удивительно – такая интенсивная перестрелка, и никого не зацепило. У работников милиции имелся боевой опыт, научились увертываться от пуль, значит, и у врагов есть аналогичный опыт? Он последним выходил из леса – все его люди уже топтались у автобуса, закуривали.
Сержант Шорохов запустил двигатель, гонял его на холостом ходу. Возникло странное чувство – что-то еще держало в лесу. Ощущение опасности отсутствовало – что-то другое.
Алексей медленно шел, хрустел валежник под ногами. Работало боковое зрение. Движение справа – екнуло сердце. Пистолет уже на взводе, резкий разворот через левое плечо. Ноги подогнулись, готовые изобразить пружину. Неблагодарное занятие – увертываться от пуль, но что делать?
Застыл мужчина, не успевший юркнуть из-за дерева в гущу боярышника. Он наблюдал за оперативниками, не высовывался. У него были пустые руки, никакого оружия. Одежда странная, словно найденная на помойке и нанизанная в несколько слоев, рваные башмаки, дырявая кепка. Физиономия заросла рыжеватой бородой, страх блестел в воспаленных глазах. Он не рассчитывал, что его засекут – и был очень взволнован.
От существа не исходило никакой опасности. Алексей тоже застыл, держал незнакомца на прицеле. Текли секунды, происходило что-то странное. Включилась память: здесь иногда попадаются бродяги: то ли немцы, сбежавшие из плена, то ли бывшие политические. Обитают в лесах, дичают, они безвредны… Один из упомянутых товарищей?
Они пристально таращились друг на друга, бродяга сделал глотательное движение, облизнул пересохшие губы под гущей свалянных волос. Он зарос неприлично, на виду оставались одни глаза. Происходило что-то странное – не хотелось кричать, обнародовать свою находку. Да и был ли в ней прок? В данный момент его интересовала только банда. Алексей повел стволом: сюда. Бродяга вышел из оцепенения, затряс головой – нет. Отступил. Черкасов нахмурился, сделал такое лицо, словно собрался стрелять. Бродяга протестующе замахал рукой: не надо! Возможно, он был немой. Он снова попятился, потом развернулся и с неожиданным проворством метнулся в канаву, заросшую кустами.
Алексей приглушенно чертыхнулся. Ей-богу, он чуть не выстрелил дикарю в спину, но сдержался. Сомкнулись ветки, усыпанные глянцевой листвой, донеслось сиплое дыхание, хрустнули ветки под ногами.
«Ты похож на идиота», – мелькнула обескураживающая мысль.
