– За что отбывают?
– Кто как. Бытовые преступления, общеуголовные. У кого-то наказание еще с войны тянется. Вроде осознали, отсидели, искупили, а закон есть закон – обязаны до конца отбыть.
– То есть теоретически возможно, что эти люди причастны к нашей банде?
Оперативники молчали, не решаясь высказаться категорично.
– Ну, не знаем, товарищ капитан… – как-то во множественном числе, словно выражая коллегиальное мнение, сказал Куртымов. – Только теоретически… на уровне мозгового центра, так сказать. Ведь каждая акция – это усердно подготовительная работа. Ее не могут делать люди, которые днем работают, ночами сидят в колонии, а свободны урывками, и всегда на виду…
– Согласен, – кивнул Алексей, – звучит фантастично. Но режим в колонии, говорите, очень мягкий…
– Вот, полюбуйтесь, – сменил тему Пашка Чумаков – он наконец нашел в стопке уголовных дел то, что искал. Народ неохотно потянулся к его столу. Фотография была старая, архивная – фигурант с тех пор вряд ли помолодел. Вытянутая снулая физиономия, волосы редкие, череп угловато-обтекаемый, глаза смотрели воровато, хитро, словно этот тип во время съемки прикидывал, что бы стырить у фотографа. – Гляньте, какой орел, – любовался на фото Чумаков, – грудь колесом, волевой подбородок…
– Их вроде два, – засомневался Алексей.
– Два волевых подбородка, – засмеялся Пашка.
– Что за крендель? – протянул Конышев. – Хотя постой-ка, он у нас однажды проходил…
– Вот только не прошел, – хмыкнул Чумаков. – Доказательств не собрали – хотя чего их было собирать? Не разменивались на всякую шваль – по большим фигурам работали… Пропал он в последнее время из поля зрения, подзабыли про «его высочество»… Сивый это, – пояснил Чумаков. – Погоняло у него такое.
– Какая оригинальная погремуха – Сивый… – пробормотал Черкасов.
– Так фамилия у него – Меринов, – хохотнул Пашка. – Сам бог велел. Да он в натуре сивый – жухлый, бацильный, седина в волосах, хотя самому едва за тридцатник. Трудное у них житье – у блатного населения.
– А, помню, – почесал затылок Конышев. – Он же байданщиком был – вокзальным вором. Между делом домушничал, по майданам бегал… – Конышев смутился, косо глянул на начальника. – Это у них на фене – в поездах воровать.
«А мы, можно подумать, не знаем», – подумал Алексей.
– Точно, ты же челюсть ему вправлял, – вспомнил Дьяченко. – Их трое было в банде квартирных воров: один отвлекал, другой орудовал, третий относил подальше украденное. Разделение труда, так сказать. Сивый был носителем, верно? Вину не доказали, отпустили, но по зубам ты ему душевно съездил – хотя не наш это, конечно, метод…
– Но без зубов ему действительно лучше, – уверил Чумаков. – Ну, да, их трое было – Сивый, Бурун и Косарь. Первый сейчас у дяди на поруках, второй на лимане…
– Мужики, вы бы по-русски выражались, – поморщился Алексей.
– А мы по какому? – удивился Пашка. – По английски, что ли? Закрыли Буруна – поехал по этапу за 101-й километр. Долго ему лес валить – к квартирной краже еще и убийство пристегнули, в нагрузку, так сказать. Косарь скрывается от милиции, давненько мы не видели его открытую честную физиономию. Сивый пропал на несколько месяцев, а сейчас вроде опять возник в городе, на вокзале промышляет, как и раньше – мне информатор по секрету сообщил. Сивый, в принципе, всего лишь вор, крупных грехов на себя не берет – не потому, что гуманист, а кишка тонка…
– И к чему этот долгий заезд? – перебил Черкасов. – Мало ли воришек на бану промышляет, за всеми не уследишь. Это участковых работа и линейного отдела на транспорте.
– Да в том-то и дело, – Чумаков как-то заговорщицки понизил голос. – Сивый похвастался моему человечку, будто знает людей, совершивших налет на ресторан на Советской. Мол, очень серьезные люди, никому о них говорить нельзя… Ходил вокруг да около, ни одного имени не назвал – у информатора возникло мнение, что Сивый преувеличивает. Всех исполнителей он, конечно, не знает, но малую толику ему сорока на хвосте принесла. А поскольку мы склоняемся к мнению, что все акции совершает одна и та же банда… – Чумаков выразительно замолчал.
– Да ну, – засомневался Конышев. – Кто Сивый, и кто наши бандиты! Это же разные полюса преступного мира.
– Извини, Антоныч, за что купил, – развел руками Пашка. – А преступные миры, знаешь ли, пересекаются. Обеспечить выполнение акции могут и сявки. Личности исполнителей при этом скрываются, но у сявок ведь тоже мозги есть? Нужно выяснить, к какому часу подвезут в ресторан комиссию с химзавода, кто из персонала будет присутствовать, план здания. То есть разговоры, расспросы, возможно, рекогносцировка местности. Слово за слово, одна баба сказала другой, Сивый что-то услышал или увидел, решил проявить любопытство… Неужели не знаешь, как это бывает?
– Вилами по воде, – поморщился Алексей. – Но пообщаться с Сивым есть смысл.
– Для начала надо его отловить, – хихикнул Вишневский. – А это то же самое, что пескаря ловить руками.
Затрещал телефон на столе. Совместно с делами избавленный и от приставки «и. о.» Конышев сгрузил на Алексея и этот перемотанный изолентой аппарат.
Алексей схватил трубку.
– Товарищ капитан? Алексей Макарович? – пробился сквозь помехи знакомый голос. – Петров у аппарата. Виноват, не дошел до отдела, у дежурного застрял. Снова происшествие, Алексей Макарович, – в музее обнаружили труп.
– Где? – Челюсть отвисла от удивления.
– Ну, в музее, я же сказал… У нас в городе есть художественный музей. В нем картинная галерея и что-то из народного промысла. Он тоже на Советской, как и РОВД, только в двух кварталах на восток… Это, кажется, сторож. У них пропало кое-что из коллекции, директор, говорят, чуть не застрелился…
– Понял. – Алексей бросил трубку, озадаченно почесал щеку, уже обрастающую щетиной. Народ безмолвствовал.
– Петров звонил. Убийство в музее, – вымолвил наконец.
– Как художественно, черт побери… – прошептал Дьяченко.
– Плюс похищение, – добавил Алексей. – Черт, надеюсь, это не «Джоконда»… Признаться, неожиданно.
– Да уж, – пробормотал Конышев. – А при чем тут наша банда?
– А это зависит от того, что сперли из музея, – хмыкнул Гундарь. – Если что-то значимое, очень дорогое… Хотя, согласен, странно. Не думал, что эти изуверы еще и ценители искусства…
– Надо ехать, Алексей Макарович, – неуверенно вымолвил Чумаков. – Пора уж прикоснуться и к прекрасному…
– Вы с Вишневским к нему не прикоснетесь. Придать себе соответствующий образ и марш на вокзал, искать Сивого. Только не надо устраивать пальбу с гонками по головам пассажиров. Не найдете – включайте внештатную агентуру. Остальные – в машину.
Черкасов последним выходил из отдела. Идущий перед ним Конышев слегка отстал, посмотрел как-то странно. Покосился на оторвавшихся товарищей и решился:
