– Могу отнести, – встрепенулся Вишневский.
– Спасибо, Стас, я сам отнесу, не утруждай себя.
– Да нет там ничего, – отмахнулся Дьяченко. – Голый номер, как всегда.
Он и сегодня был мрачен и нелюдим. Но вроде не с похмелья – хотя кто их поймет, этих алкоголиков.
– Кстати, Алексей Макарович, – вспомнил Гундарь. – Директор музея Шабалин вчера несколько раз спрашивал, ищем ли мы Поленова. А если да, то когда найдем, а то у них скоро намечается выездная выставка, и некоторые работы, в том числе похищенная, поедут в Тамбов. Сегодня он тоже успел позвонить, очень хотел вас услышать.
– Разве незаметно, что мы ищем Поленова? – фыркнул Алексей.
– А не найдем, сами нарисуем, – проворчал Пашка Чумаков.
Обстановка слегка разрядилась: люди заулыбались, за исключением, разумеется, Дьяченко.
– Ладно, я разберусь с Шабалиным, – вздохнул Алексей. – Возможно, сам к нему сбегаю.
– А самому-то зачем? – не понял Куртымов. – Вроде телефон имеется.
– Так к прекрасному приобщиться, – пояснил Вишневский. – Вчера – блатные притоны, сегодня – тонкий мир искусства. Разнообразие, блин…
– А еще девчонка там хорошенькая, – вспомнил Петров. – Ну, эта самая, как ее… Племяшка Шабалина.
– И сдается мне, что она нашему командиру зачем-то понравилась, – заулыбался Конышев.
– Эх, мне бы тоже понравилась… – мечтательно пробормотал Куртымов. – Но не могу – жена…
– Хватит болтать! – рассердился Алексей. – А ну, кыш работать!
Он должен был что-то нащупать. Враг был где-то рядом, и ночное нападение это подтверждало. Но он по-прежнему блуждал в тумане.
Алексей спустился в подвал, где работали криминалисты, развернул перед Сергеем Борисовичем Варшавским сверток с уликой. Пожилой криминалист нацепил очки, задумчиво уставился на боевой немецкий нож, которых за годы войны Алексей перевидал предостаточно. Подозвал помощника с потертым чемоданчиком. Выпускник Уральского мединститута тоже осмотрел находку, стараясь держать ее подальше, как-то сглотнул, вопросительно уставился на доставившего улику офицера.
– Отпечатков нет, – сообщил безрадостно Варшавский, проведя «священнодействие» с кисточкой, – преступник действовал в перчатках.
– Можете что-то сказать об этом ноже, Сергей Борисович?
– Боюсь, не больше, чем вы сами, Алексей Макарович. – Варшавский снова вооружился очками. – Боевой траншейный нож вермахта. Его использовали немецкие диверсанты, использовали наши – кто угодно… Мой сосед привез такой с фронта в качестве трофея. Ногу, видите ли, оставил на полях сражений, а нож привез… Прямой клинок из углеродистой стали, с односторонней заточкой. Заточка, кстати, хорошая. Боевой конец – двухлезвийный, скошенный. Рукоять пластмассовая, с перекрестными насечками и головкой. Крепится, как видите, с помощью винта. Винт закрыт накладкой с изображением свастики. Такая штука шла в комплекте с кожаными ножнами – на них имелись петля и хлястик для фиксации. Надеюсь, вы понимаете, Алексей Макарович, что обладатель этого оружия вовсе не обязан быть немецким диверсантом – он может быть кем угодно…
– Война вроде закончилась… – задумчиво изрек Кошкин.
– Возможно, эта штука дорога ему как память, – улыбнулся Варшавский. – Не помогу, Алексей Макарович. Вы сыщик, вы и разбирайтесь. Но рискну предположить, что этой штуковиной за последние лет пять не одно брюхо распороли…
К десяти утра, испытывая подозрительное волнение, Алексей поднялся на крыльцо художественного музея, постучался. Затем пожал плечами – зачем? Толкнул дверь, вошел в знакомый коридор, освещенный лампой в плафоне.
Маша Полевая сидела за стойкой и что-то писала в потрепанном гроссбухе, закусив губу. Она не слышала ни стука, ни скрипа двери. Непослушный локон, похожий на спиральку, свисал со лба, она его машинально сдувала, не догадываясь, что можно просто убрать рукой. Вздрогнула, когда на гроссбух легла тень, подняла голову.
– Ой, это вы… – Миловидное личико озарилось робкой улыбкой. – Я вас сразу вспомнила… Алексей… Макарович, да?
– Можно без отчества. – Он тоже улыбнулся, покосился на закрытую дверь в комнату сторожа. Маша проследила за его взглядом, поежилась.
– Вы по работе? – спросила она. – Или… просто?
– По работе, – уверил он. – Время рабочее, значит, по работе. Но можете воспринимать меня как обычного посетителя. У меня есть сорок копеек, с которыми я готов расстаться… Как выкручиваетесь? – он снова покосился на дверь.
– Савельев до сих пор болеет, – вздохнула Маша. – Приходится все делать самим. Вчера Иннокентий дежурил, сегодня Вадим будет. Пока без происшествий… В принципе, ничего страшного, в первой половине дня посетителей немного, Григорий Иванович разрешает ребятам немного поспать…
– Надеюсь, они не собираются вас привлекать к ночным дежурствам?
– Думаю, нет, это несколько странно, Алексей. Но если прикажут, придется подчиниться.
– Этого, конечно, не будет, – пробормотал, высовываясь из дальней комнаты, очкастый Вадим Циммерман. – Возможно, мы не самые боевые товарищи, но никогда так не поступим с женщинами… – Видимо, шум в коридоре разбудил его, молодой человек зевнул, буркнул «извините», нацепил на нос очки и настороженно уставился на посетителя. – Вы по делу, товарищ капитан? Удалось что-то выяснить? Вчера сюда приходил ваш работник, все осматривал, беседовал с Григорием Ивановичем…
«…и не смотрел такими глазами на сотрудницу музея Марию», – мысленно закончил Алексей. А может, и смотрел, но шансы у Гундаря были такие же, как у Вадима. Тот что-то подозревал, с опаской поглядывал то на девушку, то на Черкасова.
Алексей, отсчитав мелочь, приобрел билет, улыбнулся Маше и прошел в музей. Вадим поколебался, но отправился за ним. Маша осталась в коридоре.
Дорогу пересек Иннокентий Гаврилов, он тащил что-то несуразное, похожее на мольберт – конструкция явно разваливалась. Пристроил ее на пол, поздоровался с посетителем. Он тоже смотрел настороженно.
– Удручающе пустые залы, – улыбнулся Алексей. – Увы, пока не тянутся наши люди к прекрасному.
– Напрасно вы так думаете, – смутился Иннокентий. – Во-первых, только начался рабочий день. Во-вторых, население, увы, работает. Могут прийти только те, у кого выходной, трудящиеся во вторую смену, командированные и пенсионеры. Мы ведем наблюдение, фиксируем и анализируем посещаемость музея. С каждым месяцем она увеличивается – хочется вам того или нет. Выражаясь вашими словами, люди все-таки тянутся к прекрасному. Четыре дня назад мы принимали целую делегацию из здравицкой поселковой школы – на экскурсию прибыли два класса старшеклассников вместе с преподавателями. Они ехали на автобусе, между прочим, почти сорок километров…
«Чего не сделаешь, чтобы не ходить в школу», – подумал Черкасов.
– Выходит, я ошибся, – допустил он, – и наш народ не такой уж духовно безграмотный… Я могу поговорить с Григорием Ивановичем?
